Евгений Суровецкий: Обыкновенная жизнь в необыкновенном веке. Продолжение

Рубрика «Люди нашего города»

Старожил г. Якутска, ветеран физкультурного и профсоюзного движения Якутиии Е.К. Суровецкий

Музей истории города Якутска при поддержке Sakhalife.ru и любезном согласии Ульяны Аскольдовны Суровецкой продолжает публикацию рукописи уроженца г. Якутска Е.К. Суровецкого. Евгений Кузьмич жил в XX веке, необыкновенном, бурном, он стал свидетелем и участником эпохальных изменений в Якутске и в стране в целом: разрушался старый мир и строился новый. Суровецкий писал впоследствии, в глубоко почтенном возрасте: «Уж слишком необычны были эти события, как сказка, как фантастика в нынешнем видении». Е.К. Суровецкий (1913-2000) — почетный гражданин города Якутск, один из организаторов профсоюзного и физкультурного движения в Якутии, первый председатель Совета клуба старожилов г. Якутска, возглавлял Якутский республиканский совет ветеранов спорта, заслуженный работник народного хозяйства ЯАССР, кавалер ордена «Знак Почета». С этой публикации воспоминания Е.К. Суровецкого отражает тему Великой Отечественной войны, работая председателем Абыйского районного комитета физкультуры и спорта ведя работу с военнообязанными.

Предыдущую публикацию читайте: https://sakhalife.ru/evgenij-suroveczkij-obyknovennaya-zhizn-v-neobyknovennom-veke-prodolzhenie-21/

Хочется отметить многих людей, активно участвовавших в военном обучении населения. Прежде всего первого секретаря райкома ВКП(б) Афанасия Никифоровича Румянцева. Небольшого роста, толстенький, с круглым лицом, подвижный, достаточно политический грамотный. В районе пользовался авторитетом. Он во всем поддерживал меня, оказывал необходимую помощь. Любил подшутить, посмеяться. Вторым секретарем у нас была женщина, симпатичная якутка, Григорьева. Румянцев однажды подшутил надо мной. Научил меня неприличным словам по-якутски, я, конечно, не знал их содержание, а он совершенно серьезно отправил меня к Григорьевой, попросив передать их ей. Я решил, что это какое-то сообщение по работе, пошел к Григорьевой и высказал ей эти слова. Она так выразительно посмотрела на меня, что я растерялся, и сразу же вышла из комнаты. Когда я вернулся к Румянцеву он спросил меня – передал ли ей его слова, а когда ответил, что передал, он расхохотался на весь кабинет. Пришлось мне потом извиняться перед Григорьевой. Но она, конечно, поняла, что это меня подучили и не обиделась. С тех пор я стал осмотрительней применять якутские слова. Комиссаром батальона у меня был Кирющенков, начальник политотдела, находящегося в Дружине Колымо-Индигирского параходства (КИРП) принадлежавшего Дальстрою и подчинявшегося Магадану. Человек неплохой, но довольно бесцветный, особой роли он не играл, влияние его было незаметным. Зато большую роль играл командир первой роты, отвественный секретарь отраслевой многотиражной газеты «Индигирский водник» КИРП Сергей Болдырев, русский. Я его назначил одновременно начальником штаба батальона. Мы с ним сработались очень хорошо, дружно разрабатывали программы учений, обучали командиров рот, взводов и отделений. Это был прекрасный человек, очень грамотный, боевой, деловитый и дисциплинированный и в тоже время контактный, общительный, хороший спортсмен, особенно лыжник. Среди командиров и бойцов пользовался большим авторитетом. Отлично показал себя политрук, а позднее командир второй роты Иосиф Соломонович Копылевич, по национальности еврей. Работал он директором Абыйской конторы Колымторга. Работяга до мозга костей, честнейший человек, живчик по характеру, неугомонный на выдумки. Мог и спеть, и сплясать, со всеми был на дружеской ноге, но любил дисциплину, самоотверженно относился к своей работе, ко всем поручениям. Будучи директором торговой конторы, он выстроил в начале 1943 года в своем торге теплицы и уже в апреле 1943 года жители Дружины лакомились редиской, свежим луком, а в конце мая и огурцами. А ведь это Заполярье, в конце мая я свой батальон на лыжах тренировал, в апреле же морозы стояли до 30-40 градусов.  Добросовестно служили в батальоне начальник районного отделения связи Андриенко, секретарь ВКП(б) Бартенев, заведующий райземотделом Упхолов, в 60-х годах стал министром лесной промышленности, секретарь районного ВЛКСМ Свешников, нарсудья Осуштанов, начальник НКВД Артемьев, Заведующий райОНО Ильин, капитан одного из пароходов КИРПа Каланчев, начальник отдела КИРПа Большедворский, рабочие и служащие Дроздов, Петров, Ржавин и многие другие. Как нам жилось в Абыйском районе? Понятно, что нелегко. Ведь шла тяжелейшая война и это, хотя и не так, как в центральных районах Якутии, не говоря о материке, как мы называли центральные районы СССР, тоже тяжко отзывалась на жизни в районе.

Прежде всего о поселке Дружина, где нам привелось жить. Он расположен на берегу речки Дружины, у самого впадения ее в реку Индигирку. Поселок растянулся вдоль берега речки на длинной узкой полосе земли, повышенной по сравнению с окружающими болотами, поэтому сухой. Ширина сухой земли была примерно пятьсот-шестьсот метров, поселок растянулся в длину километра на полтора, а в ширину на 300-400 метров. Сам Абыйский район находится в Заполярье, протянулся от 67 градуса северной широты примерно до 69,5 градуса северной широты. Мы с Марией разместились сначала в школе, но вскоре нам выделили комнату в одноэтажном доме, стоявшим в верхнем конце поселка, на единственной улице его, окнами комната была обращена к реке. Поселок был тихими, днем все заняты своими делами, изредка летом проедет всадник на лошади, а зимой протрусит лошадка, тянущая за собой санки, или пробежит оленья упряжка с каюром, сидящим верхом или бочком на легких нартах. Если зимой выйдешь пораньше, часиков в пять утра на улицу, то частенько видишь, как на крыше ближайшей юрты уселись белые куропатки, а по нанесенной за ночь пороше тянутся цепочки свежих заячьих следов. Выйдя однажды в апреле рано утром на лыжах за окраину поселка, всего лишь в тридцати-сорока метрах от нашего дома, я увидел, как забавно играли два зайчишки, то разбегаясь, то сбегаясь вместе и встав на задние лапки хлопали передними лапками друг друга. У меня не было ружья с собой, да если и было бы, я не стал бы стрелять, такими уж слишком радостными были эти игры на утренней заре. Для Заполярного Севера характерны круглосуточные светлые дни летом и совершенно темные сутки зимой. Трудно сейчас вспомнить точные даты, когда наступала смена этих периодов, но в первый год пребывания в Абыйском районе нам было крайне непривычна эта смена. Но потом привыкли. Уже в октябре дни становились короче и короче, в ноябре солнце уже не показывалось, дни становились все темнее, днем чуть светлело, а затем вообще настала круглая ночь, и днем и ночью одинаково темно. Зато какая была у всех радость, когда 8-9 января над горизонтом показался краешек солнца. И хотя оно тут же снова скрылось, но уже ясно стало – темным дням конец. А вот летом другая картина – солнце круглые сутки плавало по небу, совершенно не уходя за горизонт, только к вечеру спускалось чуть пониже к западной части неба, а затем снова поднималось все выше и выше. Летом было довольно тепло, но очень донимали сначала комары, а с августа мошки. Это было что-то чудовищное. Комары заполняли воздух такой густой массой, что с открытым лицом и руками просто невозможно было выходить на улицу. Приходилось все время надевать на голову накомарник – специальную сетку от комаров, закрывая лицо и шею. Однажды я попытался выкупаться в реке Дружине, но это оказалось невозможным делом. Разделся, и тут же меня облепили комары. Пока был в воде – ничего, но как только вышел на берег, снова одолели комары.

Интересно, что какие-то виды комаров возможно под воздействием солнечных лучей, появлялись даже хотя и в весенние, но морозные апрельские, дни. Однажды в апреле я ехал верхом на коне из Дружины в какой-то колхоз и вдруг вижу – по снегу бегают комары. Я не поверил глазам своим, сошел с коня, присмотрелся, действительно комары, рыжие, не очень большие, бегают по снегу, взлетают.

В январе 1942 г. у нас родился сын Аскольд. Мария вначале работала медсестрой, но после родов вскоре с работы ушла. Трудно нам пришлось. Мы с первых дней попали в трудное положение потому, что Абыйский райфинотдел нас просто обманул в расчетах с нами. Мы приехали по направлению, нам должны были оплатить проездные, подъемные, но нам ничего не оплатили. Выезжая из Якутска, я оплатил билеты за свой счет, приехали мы в Дружину почти без средств. Уже вскоре мы влезли в долги, первая зарплата почти вся ушла на их выплату, и мы снова оказались в трудном положении. Стали жить впроголодь, в основном на хлебе, очень редко видели мясо, масло. А ведь Марии после рождения ребенка надо было питаться лучше. Мы же иногда доходили до такой степени голода, что я, смирив свою совесть, шел к своему рядовому бойцу Всеобуча, пекарю районной пекарни и просил у него буханку хлеба. Он всегда выручал меня. К сожалению, я не помню его фамилию и не знаю, где он теперь находится. В магазине же, помимо продуктов по карточкам, можно было прикупить свежую и соленую рыбу, а летом и красную икру. Но это нам было не по карману.

Пытался пополнять наш рацион охотой. Но охотничьего ружья у меня не было, была малокалиберная пулевая винтовка, из нее трудно было подстрелить дичь. Так что охота приносила только очень редкий приварок. А охота в Абыйском районе была богатой. Местные жители охотились на зайцев, боровую дичь, уток, гусей, лебедей. Особенно азартной была весенняя охота во время прилета птиц. Местные якуты издавна заприметили точную дату прилета турпанов – 17 июня. Это была одна из самых любимых уток у якутов. Крупная, жирная нырковая утка. Излюбленным местом прилета турпанов было озеро Абый, на котором располагался прежде райцентр Абый. Занимательно было наблюдать, как у всех районных руководителей к середине июня возникала крайняя необходимость в служебной командировке в Абый, как бы по неотложным делам по сельскому хозяйству, торговле, партийным делам и т.д.

Однажды я тоже оказался в середине июня в Абые, проводил занятия своего отдельного батальона Всеобуча. Рано утром 17 июня меня разбудила шумная ружейная канонада. Ничего не понимая, что произошло, я вскочил, быстро оделся и выбежал на улицу. Картина передо мной встала потрясающая. У поселка Абый раскинуто было широкое озеро с чистыми безлесными берегами со стороны поселка. И по этой стороне озеро, по всему полукругу берега, растянувшемуся на полтора-два клиометра, стояли охотники с поднятыми стволами ружей. Вдоль берега, по его окружности, на высоте 30-40 метров, стремительно пролетали с шумом стая за стаей турпаны. Шла непрерывная пальба, стрелки палили по турпанам по мере того, как они пролетали около них. То там, то тут падали сраженные птицы, но никто не подбирал их, этим занялись после того, как завершился лет.  В другой раз я выехал на охоту с двумя якутами-охотниками. У них было хорошее снаряжение, двуствольные ружья. А у меня малокалиберная винтовка ТОЗ. Мы долго ехали верхом по болотам, по взгорьям, наконец остановились у одного озера, вернее у двух озер, сливавшихся друг с другом узкой, метров десять-пятнадцать протокой-виской. Один охотник устроил себе засаду на одном берегу протоки, другой почти напротив на другом берегу. Я устроился в стороне, метрах в тридцати от одного из них. Рано утром на эту протоку стали садиться стая за стаей турпаны, крупные кряквы, чирки. Охотники беспрерывно стреляли, подбивая в каждой стае по несколько уток, причем по мелкой дичи не стреляли, только по турпанам и кряквам. Я тоже пытался, но со своей малокалиберной пулевой винтовкой только бесполезно воздух сотрясал, иногда, правда, добивая подбитых уток, пытающихся скрыться в камышах. Так продолжалось часа два-три. Наконец, когда лет кончился, мы стали собираться домой. Собирали с озера уток, навесили их гроздьями на трех лошадях, получились огромные связки, свисавшие почти до земли по обеим бокам каждой лошади, в общем счете сотни-полторы, не менее. Мы с Марией пытались варить турпанов. Но у них очень толстый жировой слой под шкуркой, резко пахнущий рыбьим жиром. Мы не могли есть такое варево. Тоже самое у нас не получалось с конским мясом, получался такой вкус, что в горло не лезло даже при нашем голоде. Ели через силу, так как есть то хотелось. А вот якуты умели приготовить и турпанов, и конское мясо так, что мы с удовольствием ели, да еще и прибавку просили.

В лесах района было много ягод: голубицы, брусники, красной смородины, как мы все ее называли – кислицы. Много очень было грибов. Однажды мы с двумя охотниками бродили осенью по лесам, охотясь на зайчишек, боровую дичь. Еда с собой была скудная. А тут встретились такие места, где оказалось множество грибов – маслят, обабков. Когда решили отдохнуть, пообедать, спутники мои набрали маслят, развели костер, почистили маслят, помыли, насадили на деревянные шампур, посолили и поставили, воткнув в землю к костру, поджариваться. Я удивился, спрашиваю: как же это, шашлык из маслят никогда не делают. А они ухмыляются, подожди, говорят, сначала попробуй. Да! Вот это оказалось закуска, что надо. Очень вкусно, сытно, так что нам после такого обеда долго уже есть не хотелось. На зайцев мы тоже ходили охотиться, но тозовка моя не приносила мне особых успехов. Пулей зайца подбить было очень трудно, да и стрелять опасно, ведь убойная сила малокалиберной винтовки сохраняется до восьмисот метров. Охотники же обычно идут загоном, навстречу стрелкам, стоящие в засаде и стрелять из тозовки было нельзя. Поэтому я чаще ходил загонщиком, шумел вместе с другими, стучал палками по деревьям, чтобы спугнуть зайцев, выгнать их на затаившихся впереди стрелков. Тайга огромна, пространства ее неизмеримы и неопытному человеку очень просто заблудиться. Так у меня однажды и получилось. Шли мы цепью, не загоном, я шел с краю цепи и оторвался от других охотников, ушел куда-то по моим соображениям, в сторону. Побегал, поискал спутников, никого не нашел, лес повсюду мне казался одинаковым, никак не смог сориентироваться, где я нахожусь, тем более что день был пасмурным, солнца не было и определить сторону света даже по ветками деревьев, я тогда не сумел. Что же, думаю, делать? Душа в пятки ушла, ведь без помощи местных охотников не выбраться из тайги и можно кружить бесконечно. Долго я бегал, кричал, вдруг слышу около себя смех секретаря райкома партии Румянцева. Оказалось, они знали где я нахожусь, знали, что я не потеряюсь, они были недалеко от меня. Но помалкивали, решив подшутить надо мной. Но я так обрадовался, что не затерялся в этой бесконечной тайге, что не обиделся на них, посмеялся вместе, посмеялся вместе с ними.  И не надо было бояться, ведь местные жители прекрасно знали все эти места, отлично ориентировались в тайге и никогда бы не потеряли меня.

Богатой была рыбная ловля в Абыйском районе. Водилась самая деликатесная рыба: чиры, нельмы, в озере Ожигино, в северной части района, так называемые щокуры, побольше ряпушки, поменьше омуля, но тоже очень вкусные, водилась и другая более мелкая, тоже прекрасная рыба: окуни, ельцы, караси и т.д. В озерах водилось много щук. Однажды я ехал верхом на лошади по лесу, по пути, естественно встречалась масса озер. Одно мелкое, хотя и довольно большое озеро, с километр длиной, я переезжал прямо на лошади. День был солнечный. Подъезжаю к другому берегу, смотрю, в мелкой травянистой воде у самого берега, лежит масса каких-то черноватых, блестящих, длинных и поменьше, округлых полешек. Вгляделся, а это, оказывается сотник щук, мелких и крупных, улеглись в мелкой теплой воде у самого берега, носом к берегу, спинки торчат над водой, греются на солнышке. Я подъехал, а они хоть бы что. Снял тозовку и прямо с седла стал стрелять по спинам щук малокалиберными пульками, выбирая, конечно, щук по крупнее. Настрелял щук с полсотни, сошел с коня, собрал добычу, подвесил связками по обеим бокам лошади, сел и поехал домой. Кстати, якуты щуку не любят, считают плохой рыбой. Действительно, когда мы дома жарили и варили их, они оказались какими-то травянистыми, да и безвкусными. Но при нашей голодухе и щука пригодилась. Однажды я с несколькими местными руководителями поехал рыбачить на другую сторону Индигирки. Ловили неводом и каждый заброс его давал богатую добычу. Попала даже крупная нельма, весом в 27 килограммов, так что поднять и нести ее было тяжело, пришлось от берега оттаскивать волоком за жабры.

Тут я впервые попробовал шашлык из чира. Один из рыбаков-якутов взял несколько только что выловленных чиров, сделал ножом с десяток косых надрезов на обеих боках чира, насадил на деревянные шампуры, подсолил и воткнул шампуры в землю у костра. Мы поворачивали систематически шампуры. С свежих, жирных чиров под огнем обильно стекал в костер сок. А когда принялись за еду, это оказалось так вкусно, что язык можно было проглотить. 

Продолжение следует…

В тексте максимально сохранены стиль и пунктуация автора.