Site icon SAKHALIFE

Шахерезада на якутской сцене

33 года спектаклю «Тысяча и одна ночь», и тем не менее, он прочно занял своё место в репертуаре Государственного театра оперы и балета им. Д.К. Сивцева-Суорун Омоллоона. Аншлаг, не аншлаг, но и в этот раз он снова прошел под «браво!» и искренние аплодисменты благодарных зрителей.
Оно и понятно: Восток — дело тонкое, древнее, горячее, а Якутск так устал от долгой зимы — хочется ярких красок.


Но слагаемые успеха не только в этом — и в завораживающей музыке азербайджанского классика Фикрета Амирова, и в интереснейшей хореографии Рената Ибатуллина, который завернул восточные ритмы в классику и осовременил её голыми торсами, босыми ступнями, элементами эротики в одной из сцен —  мыслимое ли дело для конца пуританских 80-х, начала 90-х годов, когда спектакль был явлен миру. Он и сейчас смотрится… как это лучше сказать, довольно смело, что ли? Но что особенно прекрасно — всё-таки в рамках приличия.
Здесь много пластики, восточных движений, плавных линий, изящества и красоты, интересных групповых и сольных номеров. Спектакль сложный, красивый, с арабским, как и положено, колоритом.


Сейчас в это сложно поверить, но спектакль, только-только поставленный на якутской сцене в 1990-м году, тут же отправился на свои первые заграничные гастроли — в Китай.
За это время сменилось несколько поколений исполнителей, и теперь уже Александра Ларева, исполнительница мудрой Шахерезады, мягко и терпеливо ведёт свой неспешный разговор с, по сути дела, настоящим тираном, впечатляющий образ которого, в особенности, когда он разъярён дикой выходкой своей любимой жены Нуриды, создаёт в своем танце Леонид Попов. Нурида у Юлии Мяриной — это два в одном: то она, влюблённая, составляет прекрасную лирическую партию царю Шахрияру, а в сцене с Рабом она — настоящая бестия, бушующая необузданная страсть.


Эта сцена, где царит порок, пожалуй, одна из самых ярких, в ней обращает на себя внимание Валерий Аргунов, который ведёт свою партию уверенными штрихами. Нурида, ослеплённая страстью, бросается на него с пугающей силой, вкладывая в танец буквально животную энергетику. Но также меняется и Шахрияр — от влюблённого и счастливого до пугающего в своём гневе, а затем снова поверившего в любовь всемогущего и мудрого правителя под влиянием Шахерезады.

Как кто-то сказал, здесь всё чудесным образом сошлось. Особый настрой в балете создавали вокальная партия Феодосии Шахурдиной и женский состав хора театра — они звучали живыми инструментами в едином организме оркестра. Очень люблю, когда название театра — оперы и балета — оправдывает себя в полном смысле, и в оперных спектаклях есть балет, а в балете звучат голоса.
«Тысяча и одна ночь» — как раз и есть один из таких балетов, где спектакль начинается с голоса и хора — замечательный приём композитора передать сокровенные чувства любви. Но в конце первого акта в сцене несчастных девушек, согнанных стражниками на дворцовую площадь, это — накал драматизма. Их белые одежды — символ чистоты и невиновности, тем не менее они должны быть казнены по приказу обезумевшего в своём гневе царя Шахрияра. Среди девушек — Шахерезада. Так первое отделение стало прологом, предысторией последующих во втором отделении трёх выбранных из тысячи сказок.

Интересно, что либретто Ибрагимбековых, по которым ставят спектакль «Тысяча и одна ночь»  в других театрах, включает в себя три истории — про Синбада-морехода, про Алладина и Али-Бабу и сорок разбойников. Якутская версия идёт в редакции Рената Ибатуллина — она уникальна совсем другими сказками.
Это две истории — о юноше Ниме и девушке Нум в исполнении Николая Попова и Альмиры Куркутовой и о  любви Али ибн Беккера и Шамс-ан-Нахар, где вся трагедия персонажей выразилась в тонком рисунке Павла Необутова и Елены Посельской.

Ну и, конечно, есть третья сказка — об Али-Бабе, его хитроумной жене Маржане и сорока разбойниках, пожалуй, одна из самых интересных, вместившей в себя и динамику, и искромётный юмор, и связующую плавность в танцах, да ещё и хороший финал. В образе Али-Бабы гармонично смотрелся Михаил Андреев, находчивой Марджаны — яркая Екатерина Никитина, не менее ярко партию предводителя разбойников исполнил Михаил Соловьев.  

Почему же именно эти, а не другие сказки Шахерезады представлены на якутской сцене? Я подумала, что об этом знает Валерия Захарова, танцевавшая в самой первой постановке в 90-е годы: она была знакома с хореографами — братьями Рафаэлем и Ренатом Ибатуллиными. С ними она и её супруг Георгий Семёнович Баишев вместе  учились ГИТИСе им. А.В.Луначарского — он на балетмейстерском факультете, а она — на педагога.
— Действительно, мы были тесно связаны, — рассказывает Валерия Андреевна, — тем более, Раф — мы так звали Рафаэля — был женат на моей однокурснице по Ленинградскому хореографическому училищу Вере Семёновой. Ренат тоже был женат на балерине, и мы бывали дома и у того, и у другого брата и тесно общались как однокурсники.
Выходцы из Татарстана, они были москвичами, эстрадными танцовщиками, а когда закончили танцевальную карьеру, успешно поступили на балетмейстерский факультет.
В 1983 году мы закончили  ГИТИС и распределились, кто куда: Ренат уехал в Саратов, Рафаэль — в Чебоксары, в Чувашский театр оперы и балета главным балетмейстером. Там он поставил спектакли, которые и были потом перенесены на якутскую сцену. Первый  — «451 градус по Фаренгейту» по повести Рея Бредбери — он поставил в 1989 году, но спектакль долго не продержался в репертуаре, шёл всего два сезона.

Через год в Якутске был поставлен спектакль «Тысяча и одна ночь».
Несколько лет назад мне позвонил Раф, и я сказала: «Поздравляю, твой спектакль у нас — долгожитель!».
Безусловно, нужно отметить, в первую очередь, гениальную музыку Амирова. Я всю жизнь мечтаю о таком спектакле, который вышел бы за пределы Якутии и получил такую известность благодаря, прежде всего, своей музыке. Во-вторых, хореография, оформление спектакля. Раф сам сочинял костюмы, делал эскизы. А что касается сказок — тут каждый балетмейстер волен вносить свои изменения. Почему он выбрал именно эти сказки — точно не могу сказать, не спрашивала.

Своим долгожительством, вероятно, спектакль также обязан и своему дирижеру.
Любопытно, что в программке дирижером-постановщиком значится Александр Большаков — спектакль шёл из года в год в его версии, но… под фонограмму. Видимо, якутскому оркестру всегда чего-то не хватало — то «ударников», то освоить слишком сложную партитуру.
Всё изменилось, когда в театр пришёл Николай Пикутский, который предложил худсовету восстановить спектакль с участием оркестра. И вот в 2011 году постановка прошла под живую музыку — так, как мы её видим и слышим сегодня, причём партитура была исполнена полностью без купюр. Более десяти лет Пикутский ведёт этот спектакль, он восстанавливал его и менял по-своему. С тех пор как спектакль стали показывать под оркестр, он заиграл новыми свежими красками. В этом сезоне его сыграли дважды, один раз — осенью.

Дирижёр, в репертуаре которого более 40 оперных и балетных спектаклей, делится некоторыми секретами:
— У нас, конечно, есть нюансы и связаны они с небольшим залом и не очень хорошей акустикой. Мы, к примеру, полностью открыли оркестровую яму — чтобы инструменты звучали в тембральных красках, подзвучили соло скрипки, есть и некоторые другие приёмы, чтобы спектакль звучал полно и ярко.
Спектакль «Тысяча и одна ночь» — это потрясающая музыка и симфонизм, яркая постановка, декорации. Спектакль сложный для дирижёра, требующий максимальной концентрации и физических усилий, ему важно настроить музыкантов с первых тактов на эмоциональную отдачу.
И вроде бы уже всё и так ясно-понятно, но один вопрос не давал мне покоя: куда дирижёр спрятал хор и Феодосию Шахурдину — на сцене их нету.
— Может, они идут в записи, а, Николай Владимирович?
— Нет, они поют вживую за кулисами. Там есть видеомонитор, и они видят дирижёра, а дирижёр показывает хору посредством камеры, которая установлена в оркестровой яме. Это сложный процесс.
— А скажите ещё, какими музыкальными инструментами достигается создание такого восточного колорита?
— Это обычные ударные инструменты, которые создают имитацию народных. Конечно, это требует от артистов виртуозного исполнения.
— Николай Владимирович, а что для вас в дирижировании важнее всего?
—  Чтобы люди, которые приходят в наш театр, менялись — становились добрее и не забывали, что нам дано любить, наслаждаться красотой природы и самой жизнью.
— Прекрасно сказано! Спасибо.


Exit mobile version