В каждой разведгруппе есть бурят или якут, это лучший сигнал, что свои – Политрук

Встреча под Бахмутом с Ровеном и Сартогой

…заходили на позиции ночью, заброска на «точку» на автомобиле с потушенными фарами и далее тяжёлым ночным марш-броском под дождём, по лесополкам, полям и оврагам. Нас ведёт разведка Вагнеров, шли где-то километров 7-10. Ночью в дождь идти нелегко, украинский чернозём липнет к берцам пудовыми гирями, тащим на себе двойной –тройной БК (боекомплект), личную тряхомудь — спальники, карематы, воду, оружие.

Мне досталось нести две «улитки» (магазины от АГС-17) с полными лентами выстрелов, каждая килограмм по 12… Я как знал, ничего лишнего не взял, да и «13-ый» (командир роты) сказал: «Пойдёшь в сопровождение, завтра вернёшься на завод (это наша цитадель)». На…л как всегда, вернулся я только через три недели.

На одном из привалов, возле разбитого вражеского капонира, я определился, с кем мне идти дальше. Один из бойцов, Чуваш, невидимый в темноте, дал мне попить из пятилитровой бутыли, которую он взял с собой. Этот факт меня поразил – человек, который взял с собой в такой марш запасную воду, наверняка, какой-то спортсмен. Я и говорю ему: «Давай я с вами пойду». Он обрадовался и пересел поближе. Чуваш, Осетин и Татарин (это позывные у них такие, хотя и по нации тоже), представляют из себя расчёт АГС (Автоматический станковый гранатомёт). Я присоединяюсь к ним на правах автоматчика для усиления и поддержки.

В том капонире Вагнера разделили нас. Часть отряда повели на позицию «бассейн», говорят, там есть блиндажи и все окопы уже готовы. Нам же предстояло идти дальше на не оборудованное место.

Руки оттягивают улитки, пот или дождь заливает глаза, каждый шаг — подвиг. Время от времени кто-нибудь из нас с грохотом и лязгом падает. Мат шёпотом. До противника 200 метров… Всё чаще останавливаемся и ждём отставших.

Периодически я вижу на тропе вещи: лопаты, кирки, спальники, рюкзаки. Потом пошли пулемётные ленты, повешенные на ветках, гранаты и фляги. Ребята скидывали непосильную ношу, так всегда бывает на марш-бросках. Этот факт мне хорошо знаком по срочной службе.

Но вот мы вышли на прямую тропу вдоль одной из лесопосадок. Темно. Дорогу освещают только отдалённые «люстры» (осветительные ракеты). Это Бахмут. Мы штурмуем его уже больше двух месяцев. Командование Музыкантов решило покончить с ними одним последним ударом и стягивало под Соледар отряды штурмовиков со всех второстепенных участков и из тылов. Мы, казаки и добровольцы, должны были заменить их на позициях. Выполняя этот стратегический план, наш батальон вторую неделю мелкими группами затекал на позиции, уже оставленные Вагнерами, или вливался в потрёпанные пятёрки и боевые группы музыкантов.

Наш первый отряд уже несколько дней закреплялся на переднем крае. А я как автоматчик был придан в усиление группы из «Скифа», поэтому никого из бойцов не знал. Фактически из «Енисея» я был один. Ночью после такого марша хотелось только одного — спать… спать хоть стоя, хоть сидя, хоть в луже. Наш старший — Осетин, судя по мощной спине — кабан здоровущий, шутя тащит огромный рюкзак, тело АГС в чехле и одну улитку. Я, набравшись наглости и пользуясь темнотой, иногда прошу его принять и нести какое-то время одну из моих улиток. Иногда у меня мелькает мыслишка скинуть одну коробку, но я скручиваю волю в узел и, брякнув лентами, опять накидываю БК на плечи.

Наконец Осетин объявляет, это здесь. Между NN и NN позициями. Мы скинули часть вещей и оружия, и пошли искать ночлег. СПАТЬ ПОД ДОЖДЁМ — СМЕРТОУБИЙСТВО. Приютил нас Будулай. Мы просто свалились к ним в блиндаж и, несмотря на ворчание хозяев, мгновенно заснули. Свои извинения я шептал уже во сне…

ТРЕВОГА!!!!! ДРГ в тылу! Всем оооогонь! Трах-бабах!!! Одиночные и очереди, хлёстко как плёткой бьёт СВД. Идёт перестрелка.

Рывком вскочил, сон вылетел вместе с патроном, я на автомате передёрнул затвор…  Да ну наххх… это сон… Чуваш и Татарин смотрят на меня ошалевшими глазами. После Косы, Волчеяровки и боёв под Донецком меня считают за опытного головореза (да и вообще — слава «Енисея»!!!)

Я как можно спокойней говорю им: «Сидите пока здесь, а я пойду повоюю». Броник на мне, каску надел, а вот автомат я спросонья воткнул стволом в грязь. Нехорошо… Вылезая из блиндажа, прочистил ствол веточкой и краем уха услышал разговор. Кто-то шёл вдоль нашей лесополки по тропе. Часовой окликнул цифру. Это цифра — пароль, ответ, в сумме дающий определённое число. Эти двое сказали неверную цифру, и Часовой (фишкарь) сделал вывод…   

 — Стоять! Хлопцы, выходите! (Это Фишкарь своим в блиндаже). Двое в разные стороны с очередями веером… Кто ж знал, что Ростовчане тоже как хохлы в стрессе кричат «Хлопцы»…? В общем, диверсанты у нас в тылу, и патронов на них никто не жалеет.

Вот Дед снайпер, кричит:

 — Я одного задел! А другой ускакал!

Я такой:

 — Где???

 — Да вот метров 200 в поле, он ворохается и уползает. Я валю его… Я говорю:

 — Погоди, давай в плен его что ли?

Да кто пойдет? Желающих что-то не видно, второй диверсант где-то там…

Решаю, что есть шанс проявить себя:

 — Я пойду!

Дед мне говорит:

 — Давай, не бойся! Я держу его, и если что — завалю…

Бегу вдоль лесополосы, делая крюк, чтобы не перекрывать сектор снайперу и, выставив автомат, приближаюсь к лежащему.

 — Покажи руки, дурак! Убью!…

 — Свои, браток не стреляй! Я — музыкант, Свои!!!

 — Руки не опускай, завалю!.. Не дёргайся, снайпер у нас!

 — Да свой я, свой! Ровен — позывной. Где хохлы? Чья это лесополка?

Я вижу, что у него нет автомата. Опускаю свой и говорю:

 — Ну всё, успокойся. Всё будет хорошо, мы пленных не расстреливаем.

А он отвечает:

 — У меня граната, сил нет больше держать.

Я спокойно говорю ему:

 — Давай сюда, — и машу руками в наш тыл, мол всё ОК, вижу людей…

 — Не стрелять! Носилки! – Осторожно принимаю гранату. — РГДшка, где чека?

 — Не знаю.

У меня в бронике всегда на всякий случай два-три кольца с чекой. Вот и пригодились. Пока разряжал гранату, подошли ребята с позиции NN, это они затеяли бучу. Некоторые агрессивно:

 — Ты чё тут бродишь?

 — Какого хрена пароль неверный?

 — Почему стрелял, дебил? Где второй?

Я говорю:

 — Спокойней, всё теперь нормально. Потом разберёмся, надо помощь оказать человеку. А то хохлы нас в поле заметят и накроют миномётом. Надо оттащить его с поля.

Странно, но никто не хочет перевязывать его.

 — Давай ты!

 — Не, лучше ты!

 — Кто на занятия ходил по медичке?

Я заявляю:

 — Бестолочи! Дайте мне ИППшку.

Перевязываю, разговариваю с ним. Парень действительно наш, Вагнер, ПВОшник из NN. Ночью ставили прибор, возвращались новым маршрутом. Пароль сказал верный. Вот только Вагнеровский пароль действует до 8 утра, а наш до 12. Вот такая вот нескладуха… Никто не виноват. Вкололи Нефопан — боевой обезбол. Я разорвал ему штаны, вижу только выходное отверстие. Ранение в правую ногу в бедро с внутренней стороны. Парень уже зажгутовал себе ногу, поэтому в районе раны надулся огромный шишак. Крови мало, но ткань как студень. Рана сквозная, пуля кувыркнулась в ноге (5,45- такой вот подлый калибр), и вышла боком.

 — Ну что? Как там? — С надеждой в глазах спрашивает Ровен.

Я ему как можно радостней говорю:

 — Да это просто мечта, а не рана! Фонтана крови я не вижу, значит артерии целы, вены тоже. Кость цела, ты же ползал здесь, Везунчик!!! Четыре недели госпиталя всего.

Крови и Ран я повидал немало, в том числе и своих. Ранение у него на самом деле было тяжёлое. Но то ли Нефопан начал действовать, то ли моя уверенность и спокойствие повлияли, но Ровен заулыбался, успокоился и говорит мне:

 — Я как увидел, что ко мне Бурят бежит, сразу понял — свои! 

 — Да я, наоборот, Якут.

Да бл…, тем более — братан! Тебя как зовут?

Я говорю:

 — Да неважно… Политрук я.

 — Спасибо тебе, Политрук…

Однако второй-то Вагнер где? Все наши теперь бегают по полю и зовут его… САР-ТА-ГААА!!! Свои!!!! Выходи!!! Пищит рация Ровена

 – Что случилось? Кто стрелял? Кто 300? Характер ранения? Где вы? Где Сартага?

Объясняли по очереди… Ровена отнесли в кусты, я ослабил жгут, кровь не течёт — внутреннее кровотечение или шок. Сходил в поле, подобрал его рюкзак, автомат, броник, каску. Всё принёс и положил у его ног. Рюкзак разорван, а что в нём? Один сухпай, прибор (прицел какой-то секретный) и развороченный газовый баллончик. Пули прошивали рюкзак Ровена прямо у него на спине, одна из них попала в баллон, а тот взорвался.

Прибегает второй боец, Сартага, обнимает и целует своего братка, и кричит ему: «Три Миллиона! Три, браток!» (это Вагнеровская страховка). Смотрю, а у них одинаковые скандинавские причёски, почти всё выбрито и только сверху косички. Может Викинги какие? И позывные у них странные? Однако надо же тащить его в тыл на медузу. Группа эвакуации уже выдвинулась, но какое-то время тащить его надо нам. Ни хрена, оказывается, четверо не справляются с такой работой. Нужно по меньшей мере 8 человек и ещё несколько на смену. Нам везёт, хохлы ещё спят и огонь не открывают. Добровольцы и Сартага, ухватив концы сетки-носилки, понесли раненого, а им вслед с позиции NN кричит командир:

 — Вернуться на позиции!!!

В ответ:

 — Ты спятил??? Пошол на хххх!!!! — И бегом через поле напрямик.

На этой войне Буряты, Якуты, Тувинцы, не воюют за ВСУ и пользуются заслуженной славой по обе стороны фронта. Которой я, признаться, беззастенчиво пользовался.

В пылу схватки, Ровен совершенно точно подорвал бы себя и подошедшего гранатой, если бы вместо меня был какой-нибудь славянин. В каждой разведгруппе теперь есть хоть один якут или бурят, предъявив которого можно без проблем пройти рубеж или пост. Я много раз встречал в «серой зоне» бойцов из союзных отрядов, при встрече с которыми мы только дружески здоровались и расходились.

Цифровая система паролей была пересмотрена и введён один общий запасной. Вагнера хотели отомстить, типа кровь за кровь, и подстрелить одного из нас. Но, видимо, Ровен или Сартага сказали своё слово, и нас оставили в покое.

Я надеюсь, что с этими ребятами всё сложилось хорошо. Ведь до «дембеля» им оставалось всего три дня….

 А фотки наши вы увидите, когда все закончится. Но это неточно…

Прошу считать художественным вымыслом, все совпадения – случайны.