Спектакль «Көмөл» в Саха театре: Между символами сцены и кулисами жизни

Слово «уус» в якутском языке обозначает мастеров — кузнецов, ювелиров, резчиков по дереву, плотников, народных мастериц одежды и утвари. Современных деятелей искусства можно без доли сомнения причислить к этому творческому сословию, обогатив тем самым традиционное сословие олонхосутов. Сегодня мы напомним о театре и актерах, которые 12 лет назад были заняты в спектакле «Көмөл» в Саха театре.

За 6 часов до спектакля. Репетиция спектакля «Көмөл». В зале режиссер Руслан Тараховский. Спектакль играется второй год (это был март 2011 года), многие актеры не в игровых костюмах. Зал пуст, на первом ряду единственный зритель. Это игрушечный слоник.
Начинаются первые сцены. Небольшая неразбериха с чоронами. У каждого он свой, подписанный на бумажке. Но в кое-каких чоронах таких бумажек не оказывается. Актеры выглядят устало и, нарочито лениво, себе под нос, не расходуя эмоции, произносят монологи, выстраивая в сознании будущий поток живых мыслей-слов. Восстанавливается последовательность реплик, структурная привязка к свету, звуковому сопровождению действа. Много работы у помощника режиссера за сценой, много работы у реквизитора, операторов сцены, света и звукового сопровождения.

Символический театр Андрея Борисова заполнил спектакль набором ключевых для спектакля вещей-знаков. Режиссеры расставили их по ходу движения спектакля. Для кого-то они прозвучат очень лично, для кого-то дадут сцепление в сознании позже, когда произойдет соединение с определенными жизненными обстоятельствами. В этом спектакле река и ее весенняя стихия ледохода создали общую форму, задав поступки героев спектакля. В этой стихии, и любовь, и страсть, и жизненное предназначение, и испытание воли.

Мы и сегодня можем продолжать жить в какой-то стихии, а идеологические ярлыки, которые по сей день живут вязкой и запутанной жизнью, не позволяют увидеть за словами как «белые» и «красные», «ксенофонтовщина» что-то другое. Например, страсть, положенную в принцип: «только от тебя самого зависит то, что с тобой произойдет в этом мире». Вверенность судьбы жизненной истории, которую развязываешь сам, породила ответственность первых якутских модернизаторов. Однако, только сделав первый шаг, они все упали мертвыми. Важно попасть в ту форму самобытия, где осознанно проигрались бы до выявления полного смысла формы социальных инициатив и эффективного приложения производительных сил.
Для большинства молодых, театр может не существовать, оставаясь просто словом. Но попав первый раз в театр, они смогут выйти уже заряженные внутренним светом новых смыслов, далеких для суматошной жизни, но тем не менее, таких близких внутреннему человеку.

За час до спектакля. Мы задали вопрос: как артисты настраиваются на спектакль, какие мысли их занимают перед выходом на сцену?

Герасим Семенович Васильев (народный артист РС (Я), заслуженный деятель искусств РФ):

-Перед спектаклем можно внутри прокручивать слова, но главное, войти в нужное состояние. Даже если болеешь (перед тем спектаклем у артиста болело горло, он был простужен), выходя на сцену отвлекаешься. Играть роль и думать одновременно про болезнь невозможно. Недуг как будто бы тебя обходит или на время отходит. Это необычно. Сознание не может сознавать две вещи одновременно. Кстати поэтому так случается, что не обращая внимания на недуг, люди внезапно могут и уйти из жизни, даже на сцене.
Актер перед спектаклем подобен спортсмену. Если будешь слишком перенапрягаться, можешь перегореть, а на сцене это будет заметно. Поэтому все должно быть четко спланировано. Есть актеры, которые особо и не настраиваются на спектакль, но за каких-то 5 минут до начала, что-то у них переключается, и они оказываются в нужном состоянии. Я думаю, кто способен на это, будет весьма долговечен как актер. Я знаю некоторых, которые могут сидеть за кулисами и рассказывать анекдот, и все будут смеяться. А когда настанет их очередь, они, пройдя буквально две кулисы, выйдут на сцену и заплачут. При этом, возвратившись обратно через 10 минут, он застанет тех, кто его слушал в том же настроении веселого рассказа. Они все еще под впечатлением байки, а он сам успел прожить на сцене целый ворох совершенно иных состояний. Настоящий профессионал должен уметь легко входить и также легко выходить из образа.
Представьте, если актер играет в месяц 16 спектаклей: каждую неделю по четыре, и после каждого, допустим, у него остается по 5 % «образного осадка». Что мы получим в итоге? От актера уже через месяц ничего не останется. Для новых спектаклей у него ничего нет, одни суррогатные остатки. И вот актер может начать себя искусственно стимулировать, в том числе и алкоголем. Кто умеет утилизировать это без лишних стрессов, тот буквально продлевает свою творческую и физическую жизнь. Вот он настоящий профессионал, затрачивающий минимум жизненных сил.
Актеру порой приходится за два с половиной часа выдать такой жизненный диапазон, который у обычного человека растягивается на годы и десятилетия. Если он их проживает до конца, какую колоссальную жизненную энергию теряет! Поколение первых якутских артистов прожило не так долго, многие ушли в 60-70 лет. И это не только из-за непростых условий жизни, гастролей в те времена. С годами актер накапливает химеры бывших образов, утрачивает энергию. Если посмотреть сохранившуюся на пленке игру Дмитрия Ходулова, поражаешься огромной тратой энергии. Может быть, это тогдашнему зрителю было нужно. Тот зритель был весьма театрально подкован. Сейчас все не то. На философские спектакли современный зритель приходит не подготовленный, он, как правило, не знает исторического материала, легшего в основу спектакля. Даже какие-то нюансы традиционного уклада в форме охоты или рыбалки в экстремальных условиях и с простейшим снаряжением ему уже не понятны. Он не сможет их до конца прочувствовать. Не знаю, может придет другое время, другой зритель… Эпохи меняются, роли и актеры их играющие тоже меняются соответственно. Актер существует лишь на миг между открытием и закрытием занавеса. В другое время его нет, не должно быть. Также и спектакль, есть лишь тогда, когда играется. Все они живые лишь на это короткое время. А всему живому свойственно меняться. «У артиста обычно бывает одна лучшая роль» — говорили в прошлом театроведы. Хороший артист постоянно наращивает количество своих лучших ролей…

Татьяна Легантьева, актриса театра и кино (Щепкинское училище, 2005 г.):

-Многое зависит от конкретной роли. Перед каждым выходом на сцену все у тебя бывает по-разному, поэтому настройка подчас имеет устоявшийся личный ритуал. Я, например, должна одна перед спектаклем походить по сцене, обоими руками притронуться к ней, получая от нее энергию, внутренне прося ее об удачи спектаклю.
Мне иногда интересно наблюдать за зрителем, который бывает двух типов: тот, кого пригласили, и тот, кто пришел по своей воле, заплатив свои деньги. Первые в ожидании «Ну, чем вы меня удивите?». Вторые более искренни и непредвзяты, от них обычно и исходит энергия, подпитывающая артиста, и мы, в свою очередь, посылаем им ответную энергию. Они даже по-другому аплодируют нам. Часто по этому признаку можно в конце премьеры догадаться, какова будет дальнейшая судьба спектакля.

Лена Маркова, актриса (Щепкинское училище, 2005 г.):

-Будь это маленькая или большая роль, я почти всегда испытываю волнение. Без волнения, наверное, не бывает. Разве что в массовке можно играючи что-то сделать. Ведь в театре общение со зрителем вживую проходит, и самоотдача от тебя всегда требуется. Перед самым выходом на сцену может промелькнуть страх, но уже на сцене его нет, он исчезает. Ты в образе и начинаешь жить не за себя, а за твою героиню. Волнение рассеивается, приходят чувства моей героини.
Обычно распределяешь свои силы от начала спектакля до конца, точно зная, где и когда больше усилие приложить надо. Иногда собраться бывает легко, за кулисами можно поболтать, что-то смешное послушать. Ну, а если ты играешь что-то сложное, лучше держаться в сторонке. Выйти из роли для меня особого труда пока не представляет.

Галина Тихонова, актриса (АГиИК, 2010 г.):

-У каждого актера есть свой личный ритуал перед выходом на сцену и он, как правило, сокровенный и не всем его хочется раскрывать. Перед спектаклем нужно прийти пораньше, можно «пообщаться» со своим костюмом, он ведь, как и ты, должен прожить вместе с тобой свою полноценную жизнь на сцене. Есть смысл в предварительном взаимодействии с реквизитом, мы должны стать органичны друг-другу во время спектакля, а для этого, его надо потрогать руками, почувствовать его структуру, даже куском материи, которым пользуются все хозяйки, и все должно быть очень реально и соответствовать жизненной правде…

Режиссерскими находками в спектакле стали: чороны, как символы родного и вместе с тем уникального и неповторимого; они выставляются миру, неся вместе с тем скрытое сопряжение с божеством, наполняющим тебя «напитком судьбы» но, увы, как оказалось трагической. Ружье, символ сконцентрированного воплощения страсти, слепо поражающей и приносящей насильную смерть не только кому-то по другую сторону ствола, но и самому взявшему его, Павлу Ксенофонтову. Глобус как сфера, — символ исполненности и цельности, но вместе с тем, географической разорванности в пространстве предвещает гибель на чужбине сына Константина. Гитара, необходимая для проявления лирических порывов души клеймится идеологическим штампом извращенного сознания большевиков, — сломана ими, а ее владелец, — сын Илья, убит. Кроме того, символами в спектакле становятся: граммофон, топор, связанные вместе лодки, стихия ледохода. Главным сценографическим решением стали столбы-опоры и венчающая их перекладина – ключевые символические конструкты в сознании саха, раскрываемые как настоящее и будущее. Столбы-опоры сдерживают реку забвения, напоминают о каждодневном усилии «стоять ровно», держаться формы. Периодически венчающая их перекладина, образуя прямоугольную арку, становится либо символом надежды на будущее (свадьба), либо ее крушением (колючая проволока) и смертным одром. Книги, в завершающем сюжете спектакля можно воспринять как дань, а также как вещи, которые есть смысл читать, если нам есть что вспомнить. Таков символический посыл действенных элементов исторической драмы семьи Ксенофонтовых, созданный драматургом Василием Харысхалом.
«Аҕаа, бырастыы!» — звучит из уст сыновей Ксенофонтова как прощание и вместе с тем, подводит и оттеняет нагруженность последних слов комсомольца, героя Романа Дорофеева. В его звучании «Отец, прости!» наполняется христианским смыслом, значение которого раскрывается в духовном братстве, сопрягшихся с Отцом, как высшим смыслом.
Примечательна высказанная спектаклем мысль: есть революционная стихия, в которой правит хозяйский произвол возникших одновременно по всей стране маленьких тиранов, но есть четкость поступать по форме, в рамках продекларированных законов, гражданских принципов и действий, в строгих рамках идей.
Спектакль, становится разработкой подобных идей, рождающих мысль, что осовремениться разом и вместе – иллюзия. В действительности, только индивидуально, только лично, научившись жить без надежды. Жизнь сыновей Василия Никифоровича Ксенофонтова – это поиск самих себя, это голос не столько национальной идентификации и ее драматического и эмоционального самостановления. Это развязывание новой для культуры традиции гражданского правосознания.
Способен ли молодой человек расти над собой? Способен ли он что-то вынести, разрушив надежды и иллюзии, смещающие фокус гражданской позиции? Дело здесь в той мере свободы и избранной форме, на которую он станет способен в конкретных делах. При этом, спектакли как изобретенные формы сопрягают их именно с этим, они не дают предать забвению то, что делает нас человеком.