Этот вопрос я задала врачам, в характере которых всегда подозревала присутствие тонкого чувства юмора и не ошиблась. Итак, новогодние истории из практики врачей.
Антон Яковлев, хирург.
31 декабря 2007 года. Уже всё было готово к встрече нового 2008 года. До двенадцати оставалось два часа. Вдруг раздается телефонный звонок. Поднимаю трубку, вызывают срочно в отделение. Поступил пациент с ножевым ранением грудной клетки. Скорая подъехала ко мне домой в 22.30. Приезжаем в больницу. Понимаю, что пациента нужно экстренно оперировать. Собралась вся дежурная бригада и в 23.00 мы начали операцию. Лица коллег были печальны.
Конечно, кого может порадовать перспектива встретить новый год на работе и вполне возможно прямо в операционном зале. Но, война войной, дежурный персонал, не занятый на операции, накрыл праздничный столик.
В 23.45 мы завершили операцию. Зная, что через двадцать минут (если бегом, то и через десять минут) смогу быть дома, я решил идти домой. Быстро оделся и побежал к дому. На улице никого, все, разумеется, сидят дома перед телевизорами, ждут боя курантов. Речь президента страны, наверное, началась, — промелькнуло в голове. Подбегаю к дому, открываю дверь, слышу кремлевские куранты и радостные крики детей: «Папа пришел!». Вот так однажды я встретил новый год. Тот пациент, которого мы прооперировали в новогоднюю ночь, выздоровел, выписался и потом при каждой встрече извинялся, что испортил нам праздник. Я-то успел встретить новый год дома, а коллеги встретили его в больнице. Вот такая история.
Я представляю, как широко улыбается Антон Антонович, вспоминая сейчас этот случай, и воочию вижу, как смеются его глаза.
Иннокентий Александров, оториноларинголог.
Как-то выпало мне дежурить 31-го декабря, и именно в этот день пришёл человек, которому несколько дней назад сломали нос. В приёмное отделение он обратился где-то в 23 часа. На мой вопрос «почему именно сейчас?» он ответил, что нос ему сломали не в первый раз и особого внимания он на это не обращал, но наступающий год решил встретить с прямым носом и, может быть, тогда его жизнь изменится в лучшую сторону. Как тут не помочь? Помогли, конечно, причем, еле успели изменить жизнь человека в лучшую сторону. Надеюсь, что дальнейшая жизнь его сложилась хорошо, настрой у него был серьёзный!
Зная легкий характер Иннокентия Николаевича, я не сомневаюсь, что он со спокойной улыбкой встал за полчаса до нового года за операционный стол, а закончив работу, пошутил: «Все, нос замечательный, теперь все зависит от Вас!». Может быть, и не так, но непременно что-то вдохновляющее.
Хирург теперь уже с солидным стажем Нюргун Степанов поделился страданиями молодых врачей в новогоднюю ночь.
— Мне везет на дежурства в новогоднюю ночь. Окончив медицинский институт в 1997-м году, я поступил в клиническую ординатуру и на первом году меня, как самого молодого врача, назначили на дежурство 31 декабря в отделение хирургии городской клинической больницы. Как я помню, ответственным дежурным был тогда Николай Михайлович Гоголев (ныне директор Медицинского института СВФУ). Почти всю ночь мы работали, как всегда было много ножевых ранений, острых аппендицитов и всего другого до кучи, и скучать не пришлось.
В 1998 году я подрабатывал дежурантом в отделении проктологии Республиканской больницы №2, и снова заведующий отделением Тарасов Анатолий Алексеевич поставил меня дежурить именно 31 декабря. И в этот раз я оказался самым молодым хирургом в отделении. Часов в десять вечера пришла строгая комиссия во главе с главным врачом Петром Дмитриевичем Каратаевым и начмедом Владимиром Степановичем Поповым, я доложил об обстановке в отделении. Слава богу, дежурство тогда прошло без экстрима, надо было только наблюдать за оперированными больными, но факт есть факт – новогоднюю ночь я работал.
В 1999 году я, закончив ординатуру, уже учился в очной аспирантуре и подрабатывал дежурантом в Клиническом центре Национального центра медицины. В то время назначал врачей на дежурство начальник общего отдела Иван Константинович Романов. Когда принесли график дежурств, я увидел свою фамилию, и на какой вы думаете дате? Правильно, 31 декабря. Потому что снова был самым молодым в отделении, и вопросов, кого ставить на дежурство в праздничный день, ни у кого не возникло. Все же перспектива дежурить третий год подряд в больнице вместо того, чтобы встретить Новый год как положено, в семье, меня не очень вдохновляла, поэтому, скрепя сердце, мучительно преодолевая юношеский страх, я вошёл в кабинет Романова.
— Иван Константинович, — взмолился я. — Не ставьте меня, пожалуйста, на 31 декабря.
— С какой это стати? — грозно насупился начальник отдела.
— Я перед этим два года подряд дежурил в больнице.
— Ну и что? Молодой хирург должен дежурить. Все дежурили.
— Иван Константинович, я вас рыбой угощу, — выдавил я последний, сокровенный аргумент.
— Все, разговор окончен, свободен, Степанов! — резко завершил дискуссию Романов.
«Какая неслыханная дерзость, наглая молекула, планктон хирургии, еще смеет обсуждать график дежурства», — можно было прочитать на возмущенном лице Ивана Константиновича. В то время заработная плата врачей была совсем мизерной, внешним совместителям платили вдвое меньше, чем постоянным сотрудникам, но иного способа заработать на хлеб насущный, чтобы прокормить семью, увы, у меня не было, поэтому аристократически гордо развернуться и уйти при всем желании я не мог.
Вскоре в ординаторской зазвонил телефон.
— Нюргун, тащи рыбу, я поменял тебе дежурство, — прозвучало в трубке.
На следующий день, все ещё не веря в своё счастье, я летел в кабинет грозного аксакала, неся в пакете свежемороженого подледного чира из отцовских запасов.
— Я тебя поставил дежурить 1 января вместе со мной, будешь мне помогать, — с порога заявил Иван Константинович.
Наступил Новый год, я прекрасно отметил самый лучший праздник в кругу семьи, вкушая праздничные блюда, ночью мы ходили в гости по друзьям и родственникам, смотрели всей семьей салют, то есть занимались тем, чем и положено заниматься под Новый год. Утром 1 января на планерке вместе с Иваном Константиновичем мы приняли дежурство у отдежурившей смены и принялись за работу. Вернее, принялся за работу я, потому что Романов ушёл к себе в кабинет, дав мне поручение наблюдать за больными, писать дневники и докладывать ему при любых изменениях. Моего чира мы настрогали и съели за общим обедом с дежурными медсёстрами. А Ивану Константиновичу не пришлось кроме приема пищи ни разу побеспокоиться и выйти из своей берлоги — никаких эксцессов не произошло. Я не знаю, почему он тогда сжалился надо мной и поменял дежурство. Видимо, уж очень был смешон дрожащий бледный аспирант. Впрочем, в дальнейшем мы подружились, Иван Константинович оказался очень хорошим наставником. Его поистине золотой опыт хирурга был для меня, начинающего хирурга, бесценным даром.
Такие вот истории.