Семён Ермолаев — Сиэн Екер: Получится! Если угодно высшим силам…

На площадке Исторического парка «Россия — Моя история», где в последнее время обосновалась Школа драматургов Арктики, прошёл ещё один уникальный мастер-класс. Следущий его герой — Семён ЕРМОЛАЕВ — Сиэн Екер. Это самобытный и глубоко философичный автор, личность весьма колоритная и своеобразная, потому и слушать его было не просто любопытно, а даже полезно. Особенно тем, кому писать хочется, но не идёт…

ГДЕ ДРАМАТУРГУ ДЕЛАТЬ НЕЧЕГО

— Лучше Валентины Чусовской, думаю, никто не смог бы перевести мои произведения, — сказал Семён Ермолаев  после того, как прослушал в исполнении петербургских актеров театральную читку своей пьесы «Хуума» на русском языке.
Ермолаев — один из популярнейших в Якутии драматургов, если не сказать, любимых, чьи пьесы на якутском обожают ставить Юрий Макаров в Нюрбинском театре, Петр Скрябин в Нерюнгринском, а у народных театров даже был республиканский фестиваль «Екер фест», ну а переводные вещи просят театры других российских и зарубежных городов. Хотя спектакль «На Богом забытой земле» и без перевода оказался понятен зрителю. Он стал своего рода визитной карточкой Нюрбинского театра и побывал на международных фестивалях в Польше, во Франции, в «Балтийском доме» в Санкт-Петербурге, где завоевал не только публику, но и призы…
— Давно они не ездили во Францию, — смеётся Семён. — Я давно обещал пьесу Юрию Макарову, скоро дам. Надо ехать! — пообещал автор в прямом эфире Нюрбинскому театру, который был в тот вечер с нами на связи.
   Один он, Макаров, шесть пьес поставил в Нюрбинском театре, а ещё есть Алексей Амбросьев, Динислам Тутаев, Маргарита Васильева, и они ставили и поставили бы опять.
   Хотя у Скрябина Ермолаевских пьес, кажется, больше всех. Только в Петербурге прошло пять спектаклей по пьесам Сиен Екера, и три из них — на счету Петра Турухановича.
   Притом — самое интересное — они ведь путешествуют без синхронного перевода. Например, «Нева. Черная речка». Шла на якутском. Без массовки и шума.
   — Я этого не люблю, — говорит Ермолаев. — Когда тридцать человек массовки, драматургу там делать нечего.
   Из-за этого с маэстро Борисовым у него «эстетические разногласия». Впрочем, признается, что Андрей Саввич со своим «Желанным голубым берегом» сыграл  определяющую роль в том, кем он в итоге стал.
   На сцене Саха театра у него поставлено больше десяти спектаклей и один, самый первый, он ставил сам как режиссёр, но зарёкся и впредь это делать — слишком много ненужной суеты.
   Притом не сказать, что он очень требовательный драматург и терзает своих режиссёров. Нет. Говорит, что относится к ним лояльно, да хоть к тому же Сергею Потапову, любителю Шекспира, хоть у того и кровь льется рекой. И объясняет:
   — Он это делает потому, что понимает, что Шекспир нужен «для Москвы». А ведь он поставил четыре мощных спектакля по моим пьесам, и нет там никакого хайпа.
   Сам Ермолаев разделяет: что писать, так сказать, «для Москвы», что — для внутреннего зрителя, а второе ему, понятное дело, гораздо предпочтительнее. И якутские режиссёры для него — все молодцы, все таланты.
   — Я, когда пишу свою пьесу, говорю режиссёру: «Хоть что делай! Я написал свою нетленку. Ты делаешь теперь — свою!» Всё им разрешаю. Сейчас мою пьесу ставят так, потом придут новые режиссеры. Та же «Хуума» была поставлена несколько раз разными коллективами. Да, у меня есть и не поставленные вещи. Они найдут свою жизнь. Я не переживаю: жизнь вечна.

НАЙТИ СВОЕГО РЕЖИССЁРА

Вообще-то, писательство, наверное, в сыне заложила мама. Ермолаев рассказывает об этом с неулыбкой:
— Лет в пять или шесть я спросил у нее: «Мама, а какая есть работа, чтобы не работать?» И мама ответила: «Писать». И я стал писать рассказики.
А потом, конечно, забросил, уехал в Ленинград учиться на киноинженера.
Но ведь судьба — никуда не деться! Этот «Желанный голубой берег» всё  перевернул и расставил по своим местам.
Вначале Семён относил свои рассказы в «Хотугу Сулус». Их никто не печатал. А со временем они стали основой будущих пьес.
С Юрием Макаровым Семён Ермолаев был знаком давно, ещё со студенчества. Хотя один учится в Ленинграде, другой в Москве, пути их пересекались. Пересеклись и в Якутии, и Ермолаев написал для Нюрбинского театра пьесу — 5-6 страниц текста.
— А почему слов нету? — удивился Макаров, глянув на материал.
Ермолаев взял да написал.
— Почему так много? — снова остался недоволен режиссер. Но взял. И поставил спектакль «На Богом забытой земле».

ХУУМА

На русском языке у него пьес не так много: «Хуума», «Седьмой ангел» и «Над водой смерти». Сами знаете, как у нас обстоят дела со школой переводов.  Практически никак. Потому модератор  Школы драматургов Арктики Владислав Лёвочкин и спросил автора, доволен ли тот переводом.
— Какой разговор, конечно! Валентина Чусовская перевела три моих пьесы. А остальное я перевожу сам, благодаря ребятам из хабаровского «Белого театра»: они поставили четыре спектакля по моим пьесам. Поэтому переводом доволен, — смеётся Семён Никонович.
Вот как он задал тон мастер-класса, так он и шёл — с шутками, не скучно. А ведь страстная пятница, Сиен Екер знает таким дням цену…
Для начала поговорили о «Хууме»: почему герои разных национальностей, зачем там русский, почему он видит тени, почему девушка — немая… Эти вопросы прислали на конкурс студенты, чтобы разобраться, правильно ли ими понята пьеса.
— Все мы — чада Божьи, — отвечает Семён, удивляясь вопросам. Неужели непонятно?! — Русский, эвен, якут, пусть зэк, да хоть кто — без разницы. Он человек, а это — самое главное. Он уже в ином мире, и потому видит тени, они кружатся в эвенском хэдьэ. Он умер на земле, где столетиями живут коренные народы со своими обрядами и обычаями, потому мудрый старик хоронит его так, как хотел бы, чтобы похоронили его. По-человечески.
Ну а женщина…
Женщина у Семена Ермолаева всегда сострадает. Для него это главное. Потому и немая. Сострадает и — сама вызывает сочувствие.

СЮР

Семён Ермолаев убежден: потусторонний мир существует, и он влияет на нас, нашу жизнь и на то, что мы делаем. Он не замыкается на одной религии, верит в светлые силы, а это и Иисус Христос, и  Юрюнг Айыы Тойон.
У писателей, считает он, есть свои наставники, и когда они хотят о чём-то написать, те им «подсказывают». Но! Слишком много об этом говорить нельзя, тем более, в страстную…
И рассказал всё-таки, как однажды написал пьесу «Одинокая сосна посреди аласа». Это о трагической судьбе двух якутских эмигрантов, ютящихся в сыром подвале в Йокогаме, в Японии,  у которых в пожаре сгорели документы и прервалась связь со своими соотечественниками, живущими в Харбине. Пьеса была поставлена. А потом Семёну на глаза попалась новая книга Багдарына Сюлбэ, где он напечатал раннее, никому неизвестное письмо эмигрантов  в Японии, где всё было описано, как и в пьесе:  пожар в Токио, где сгорели их документы и всё остальное. Как такое может быть? Он ведь писал, не ведая об этом!
Драматург убежден: это души его персонажей из того мира решили через него выйти к людям.
Нет, Сиен Екер не считает, что он какой-то особенный, раз видит и понимает то, что отрицают иные. Ведь если захотеть, то каждый человек может понять, что с ним происходит. Всякий наделён удивительной способностью видеть сны. «Это божества нас готовят к Верхней жизни, — заключает драматург. — Так что смерти нет».

НЕ СМОГУ НАПИСАТЬ ПРО МОСКОВСКОГО ЖИТЕЛЯ

Это сейчас на якутское кино начался бум. А Семён Ермолаев — он же не просто автор сценария фильма «Царь-птица», обладателя  гран-при 40-го Московского международного кинофестиваля (ММКФ) — он сам сыграл ключевую роль в подъёме этой волны. Окончив Ленинградский институт киноинженеров, он вернулся в Якутск и сам начал снимать, и продолжает это делать по сей день. Правда, теперь, говорит, на пенсии, да разве может это помешать творческому человеку? Сам для себя пишет сценарий, снимает короткометражки, сам монтирует. И швец, и жнец, в общем. То есть, и драматург, и режиссёр, и монтажёр в одном лице.
Ему важно рассказать свои истории людям, и он знает, о чем:
— Я сам с четвертого класса работал на сенокосе, потом кочегарил, и первый мой  фильм я снимал в родной кочегарке. А если бы на сенокос в сорокаградусную жару я не ходил, и в шестидесятиградусный мороз не кочегарил, то о чём бы я говорил? Я не смогу написать про московского жителя — смогу только то, что сам ощутил.

ЗАМЕЧАНИЕ СУОРУН ОМОЛЛООНУ

— Я все равно не найду на свои короткометражки средств, но я не хочу, чтобы время моё уходило на пустые поиски, — говорит Сиен Екер. — поэтому все делаю сам.
Так он снял «Алгысчит». А поскольку человек верующий, объясняет, улыбаясь при этом так, что сразу и не поймёшь, то ли над нами подшучивает, то ли над самим собой:
— Я не для фестиваля снял. Я сделал это для того, если попаду в Тот Мир, мне сказали б: «Ты сам плохой человек, грехов у тебя много. Но ты снял вот этот фильм, так что можешь отправляться в рай».
И про шаманов… — никогда не напишу про них плохо, отношусь к этому делу со всей серьёзностью. К ним ведь даже священники-миссионеры за помощью обращались, значит, понимали, что те обладают необъяснимой силой.
Однажды — мы делали цикл передач с Суорун Омоллооном — мне пришлось его остановить, когда он стал нелестно отзываться о шаманах. Я ему говорю, мол, в прямом эфире так говорить не стоит. А вечером того же дня он показывал на меня пальцем нашему руководству, дескать, ещё мне замечания делает.  А потом с Дмитрием Кононовичем помирились, когда с Эдуардом Новиковым сняли фильм по его произведениям.

В ТАНДЕМЕ С НОВИКОВЫМ

Не все литературные произведения кинематографичны. Вот рассказ «Со мною состарившаяся лиственница» Василия Яковлева, по которому был снят фильм  «Царь-птица».
Семён Ермолаев задумал этот фильм давно. Когда ещё ни квадракоптеров, ни компьютерной графики и в помине не было.
  — Этот рассказ, удивляюсь, столько лет оставался незамеченным. Как-то в Ытык-Кюеле я повстречал Василия Яковлева и сказал ему: «Ты написал великую вещь!» И мы с ним посидели, выпили вина, поговорили, и он был согласен, что надо снимать фильм. Но мы с режиссёром Элляем Ивановым даже чучело орла не могли найти, чтобы снять.
   И лишь спустя десятилетия эта мечта — своя и Семена — была воплощена Эдуардом Новиковым. 
  
РУССКАЯ КЛАССИКА

Кстати, Семён Ермолаев и Эдуард Новиков задумали второй фильм — теперь по мотивам рассказа Николая Лескова «На краю света».  Сценарий написан, идут поиски актеров, локации.
  Для Семена Ермолаева Лесков — один из лучших писателей, притом недооценённый, совсем мало экранизирован. «Мы хотим, чтобы знали о якутском кинематографе и об истории русских миссионеров на краю света. И всё у нас складывается хорошо», — говорит он.
   — И, действительно, — поддержал драматурга Санкт-Петербург, который был с Якутском на одной волне, — у нас ведь так много соврешенно замечательной классики, тот же прекрасный Лесков, но — странное дело — все ставят и ставят Анну Каренину. А Лесков чудесен и, конечно, недооценен.
     Прямое включение из Северной столицы состоялось на площадке Библиотеки имени Маяковского и вела его драматург Ольга Погодина-Кузмина, чья пьеса «Глиняная яма» была переведена Кириллом Семёновым и поставлена Алексеем Амбросьевым в Нюрбинском театре. Вместе с Ольгой была целая группа, в том числе и руководитель Школы драматургов Арктики Мила Кудряшова, и писатель Мария Онуфриева, знакомая с некоторыми якутскими литераторами. Видно было, что интерес к Якутии в Санкт-Петербурге есть, но из всех книг в Маяковке по Якутии — один лишь туристический справочник.
     Значит, есть над чем нашим писателям поработать, ведь неслучайно Школа драматургов Арктики взялась пробить стену вечной мерзлоты между регионами.
    
И напоследок

КАК НАДО ПИСАТЬ

— Надо вот так, — говорит Сиэн Екер и выразительно указывает пальцем вверх. — Всё там решается, — говорит он, выдерживая паузу. — Если угодно высшим силам, то всё будет. А если нет — воля небес.
Значит, не время, успокойся. 
Или напиши, напечатай — и пусти в интернет.
Пусть там живёт!