Противостояние — III

ГЛАВНЫЕ ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Большую роль в защите якутской интеллигенции от обвинений в буржуазном национализме сыграли два русских академика.

Первой из них являлась Анна Михайловна ПАНКРАТОВА.

А.М. Панкратова. Художник П.Э. Пендель. Почтовый конверт. 1977 г.

Вторым был Николай Михайлович ДРУЖИНИН.

Н.М. Дружинин. Фото из архива РАН.

«МОСКВА СЛЕЗАМ НЕ ВЕРИТ»

Чем больше документов приходит по запросам, тем яснее становится, что действительно готовился арест Г.П. БАШАРИНА. Например, 29 февраля 1952 г. министр госбезопасности ЯАССР И.В. РЕЧКАЛОВ докладывал первому секретарю Якутского обкома ВКП(б) С.З. БОРИСОВУ о подрывной работе Башарина. Там Речкалов цитирует приватные слова бывшего министра просвещения ЯАССР С.С. СЮЛЬСКОГО: «Чемезов, Башарин и я добились разрешения произведений отцов якутской литературы Кулаковского, Неустроева и Софронова. Мы думаем добиться этого же в отношении произведений Ойунского, но это сопряжено с большими трудностями… Сейчас втихомолку произведения Ойунского изучает Башарин и должен написать труд… Мы добьемся правды в отношении Ойунского».

Если бы Башарина арестовали, он как «знаменосец якутского буржуазного национализма» получил бы минимум десять лет лагерей. И, будучи туберкулезником, перенесшим сложные операции трехэтапной торакопластики, вряд ли дожил бы до освобождения.

В 1952 г. в Казахстане был арестован обвиненный в буржуазном национализме заведующий кафедрой истории университета (Башарин также был заведующим кафедрой истории) Е.Б. БЕКМАХАНОВ, чья вина заключалась в том, что он дал неверную, по мнению его оппонентов, оценку историческим событиям первой половины XIX века. Бекмаханов был приговорен к 25 годам тюремного заключения. Причем история с Бекмахановым разворачивалась по типовому сценарию – 26 декабря 1950 г. в газете «Правда» была опубликована статья Т.Ж. ШОИНБАЕВА, Х.Г. АЙДАРОВОЙ и А.Ф. ЯКУНИНА «За марксистско-ленинское освещение вопросов истории Казахстана». Также Бекмаханова критиковали академик Е.В. ТАРЛЕ, А.И. ЯКОВЛЕВ, С.К. БУШУЕВ, утверждавшие, что Бекмаханов восхваляет национализм.

Поэтому побег Башарина в Москву был оправданным. Только там он мог попытаться отстоять не только свободу и жизнь, но и историческую правду. Опять приведем аналогию с казахами – писатель, академик и профессор М.О. АУЭЗОВ в 1953 г. тайком уехал в Москву после своего увольнения из университета за «буржуазно-националистические ошибки» и там отсиделся. Не уехавшие в Москву его коллеги были репрессированы.

***

Но добиться правды в Москве всегда было трудно и не каждому дано. Сработали интеллект, интеллигентность, умение убеждать, обаяние Башарина. Он обратился по единственно верному адресу.

Комиссия партийного контроля при ЦК ВКП(б) (КПК) была своего рода корпоративной инквизицией, в послесталинское время элита партии ее боялась больше КГБ, как справедливо заметил Л.М. МЛЕЧИН.

Документация КПК хранится в Российском государственном архиве новейшей истории, доступ к ней до сих пор затруднен, поэтому подлинная история организации тайного контроля над партией все еще остается в тени. Но документы по башаринскому делу удалось заполучить.

В 1952 г. КПК переживала переходный период. Действующий руководитель А.А. АНДРЕЕВ, член Политбюро ЦК, утратил работоспособность, фактически курировавший КПК М.Ф. ШКИРЯТОВ был назначен в октябре 1952 г. новым председателем организации, а Комиссия стала называться Комитетом.

Поэтому обращение Башарина достаточно долго оставалось без рассмотрения, его попросили подождать и вытребовали Борисова из Якутска на заседание КПК.

Башарин сделал упор на то, что его собираются арестовать, а это противоречило формальной политике партии. Всех подвергнутых жесткой критике – А.А. АХМАТОВУ, М.М. ЗОЩЕНКО и других – увольняли из работы, исключали из партии, если они были коммунистами. Но никого из них уже не сажали, такова была воля И.В. СТАЛИНА и партия старалась ее придерживаться.

Якутские власти пытались арестовать Башарина и И.Е. ВИНОКУРОВА как опасных буржуазных националистов, таких можно было сажать. Поэтому И.Ф. АХЧАГНЫРОВ сфальсифицировал документы с целью убедить центральный аппарат МГБ СССР, что Винокуров является давним врагом Советской власти (см. «Противостояние — II»).

Вызванный в Москву Борисов на заседании КПК вынужден был заявить, что в Якутии не собираются сажать Башарина.

Синхронно с Винокурова были сняты политические обвинения в буржуазном национализме, после его обращения к Сталину. Возможно, Винокурова и Башарина спасло либо устное распоряжение Сталина, либо поручение его личного секретаря А.Н. ПОСКРЕБЫШЕВА (см. «Противостояние — II»).

Так была снята непосредственная угроза свободе и жизни Башарина. Но ему предстояло бороться дальше.

КРАХ

Быть ученым в начале 1950-х годов было невероятно престижно, особенно если был доктором наук. Их насчитывалось всего несколько во всей Якутии по разным отраслям знаний.

Башарин получил хорошее жилье, которому завидовал даже всемогущий ответственный работник госбезопасности, начальник политического сыска Ахчагныров, мечтавший посадить ученого и присвоить его квартиру (см. «Противостояние — II»).

Но все в одночасье обрушилось – Башарина исключили из партии, лишили ученых степеней и научного звания (его за несколько дней до начала травли выдвинули на профессора), уволили с работы, лишили права заниматься наукой. Только благодаря вмешательству КПК, квартиру не отобрали и обратно установили телефонный аппарат.

Семья Башарина, на иждивении которого находились и его престарелые родители, стала испытывать большие материальные затруднения. У него умер маленький сын Владимир, которого не смогли качественно вылечить.

У самого Башарина из-за колоссального стресса сильно пошатнулось здоровье и впоследствии он был вынужден всю жизнь лечиться от множества хронических болезней.

Многих такой жизненный крах сломал бы, но не Башарина.

Именно после башаринской эпопеи у части якутского народа укоренилось мнение об особой упертости чурапчинцев, которых никакие трудности не могут сокрушить…

ЗАСТУПНИЧЕСТВО АКАДЕМИКОВ

Башарин поставил себе цель – восстановиться в партии, вернуться к научной деятельности и снова защитить докторскую диссертацию.

Для этого ему сначала нужно было найти союзников в Москве.

В ходе защиты своих кандидатской и докторской диссертаций в Институте истории АН СССР Башарин познакомился с большим кругом ученых-историков, которые прониклись уважением к нему.

Среди них были Панкратова и Дружинин, в то время члены-корреспонденты АН СССР (академиками стали в 1953 г.), оба – лауреаты Сталинской премии. Панкратова в 1952 г. стала членом ЦК.

***

В советской элите, особенно научной и творческой, сохранялась накопленная за 1937-1939 годы усталость от репрессий, а новые гонения, хотя и относительно бескровные, вызывали внутреннее несогласие.

Именно поэтому ученые по возможности старались выгородить своих коллег. Когда президента Академии наук Казахской ССР К.И. САТПАЕВА в 1951 г. сняли с должности за отказ увольнять буржуазных националистов, президент АН СССР А.Н. НЕСМЕЯНОВ предложил Сатпаеву возглавить Уральское отделение АН СССР, но тот отказался.

После смерти Сталина Панкратова приложила много усилий для освобождения Бекмаханова – тот вышел из лагеря в феврале 1954 г.

Панкратову некоторые называли «Пассионарией советской исторической науки» (по примеру испанской революционерки Д. ИБАРРУРИ-Пассионарии) – Панкратова в юности была левой эсеркой, красной партизанкой. Она была до такой степени принципиальной, что в 1927 г., будучи 30-летней, потребовала исключения из ВКП(б) своего мужа, который вскоре был арестован за троцкизм – на 1927-1928 годы пришелся пик борьбы против троцкистов, в январе 1928 г. Л.Д. ТРОЦКИЙ был сослан из Москвы. В 1938 г. мужа Панкратовой расстреляли после десятилетнего мытарства по тюрьмам.

Неизвестно, что творилось в душе Панкратовой из-за смерти бывшего мужа, но после смерти Сталина она непреклонно вела политику десталинизации исторической науки, когда в 1953 г. возглавила журнал «Вопросы истории».

Башарина Панкратова поддерживала так же, как воевала за вызволение из тюрьмы казахского ученого Бекмаханова – обращалась лично к генеральному секретарю ЦК КПСС Н.С. ХРУЩЕВУ, а также к куратору, затем председателю КПК Шкирятову и секретарю ЦК П.Н. ПОСПЕЛОВУ, который также был академиком, историком.

Панкратовой по делу Башарина всесторонне помогал ее друг академик Дружинин, член редколлегии журнала «Вопросы истории».

Якутские партийные и научные товарищи настойчиво советовали Панкратовой «не служить орудием в этой политической авантюре», помогая Башарину, но ее позиция была незыблемой.

***

Якутский обком долго сопротивлялся восстановлению Башарина в партии, несмотря на постоянное давление со стороны работника КПК А.А. ХАРИТОНОВА, который лично контролировал дело по прямому поручению Шкирятова. Тогда в сентябре 1955 г. КПК сам принял решение о восстановлении Башарина в партии с сохранением партийного стажа с 1941 г., но с перерывом с февраля 1952 г. по сентябрь 1955 г.

Поспелов поспособствовал повторной защите Башариным докторской диссертации, которая состоялась 20 декабря 1956 г.

Сопротивление защите его диссертации со стороны Якутского обкома и руководства якутской науки было настолько сильно, что без усилий трех академиков – Панкратовой, Дружинина и Поспелова – ничего бы не получилось. Якутск организовывал отрицательные рецензии, привлекал на свою сторону множество местных и иногородних ученых, выходили публикации против Башарина. Доходило до того, что в благодарность за критику взглядов Башарина иногородним ученым присуждали почетные звания республики.

В своих обращениях в Москву якутские власти и ученые открытым текстом писали: «Защита диссертации Г.П. Башариным является по существу его политической и научной реабилитацией» (из письма в адрес Панкратовой от директора Института языка, литературы и истории Якутского филиала АН СССР З.В. ГОГОЛЕВА, 25 января 1954 г.).

***

Одним из самых влиятельных противников Панкратовой был секретарь ЦК и член Президиума/Политбюро ЦК М.А. СУСЛОВ, который являлся организатором антибашаринского и антивинокуровского постановления Якутского обкома партии (см. «Противостояние — II»).

После венгерских событий 1956 г. решили снова закрутить гайки. Радикализм редакции журнала «Вопросы истории» стал вызывать недовольство в ЦК. Корреспондент газеты итальянских коммунистов «L’Unita» Дж. БОФФА 23 октября 1956 г. писал: «Кто из советской интеллигенции быстрее всех ответил на призыв XX съезда партии о борьбе против догматизма и за обновление политического и социального мышления, так это, несомненно, историки… Журнал “Вопросы истории” стал одним из самых интересных периодических органов: здесь выдвигаются новые идеи, публикуются смелые исследования, разгораются живые дискуссии».

6 марта 1957 г. Секретариат ЦК под руководством Суслова провел заседание по вопросу журнала «Вопросы истории», а 9 марта 1957 г. вышло постановление ЦК КПСС «О журнале “Вопросы истории”». Панкратовой были предъявлены обвинения в либерализме и буржуазном объективизме. Поспелов фактически предал Панкратову – на заседании Секретариата ЦК доклад делал именно он. Он уговаривал Панкратову сдать своего заместителя Э.Н. БУРДЖАЛОВА и перевести всю тяжесть вины на него, но она отказалась. Поспелов в своем докладе все же главным виновным пытался назначить Бурджалова, но Суслов был непреклонен – ответственной за ошибки редакции сделали Панкратову.

25 мая 1957 г. Панкратова скончалась от сердечного приступа.

И у Башарина остался только один поддерживающий его академик – Дружинин. Дружба между ними сохранилась до конца жизни Дружинина (умер в 1986 г.).

Башарину повезло защититься до разгрома редколлегии журнала «Вопросы истории».

БЕЗВРЕМЕНЬЕ

Башарин снова стал членом партии и доктором наук, затем и профессором, но вопрос о трех классиках-основоположниках якутской литературы так и остался задернутым черной тканью умолчания.

Конечно, желающих нарушить тяжелое молчание было немало. Этому способствовал процесс реабилитации многих государственных, общественных и литературных деятелей, которых ранее обвиняли в грехах более страшных, чем А.Е. КУЛАКОВСКОГО, А.И. СОФРОНОВА, Н.Д. НЕУСТРОЕВА.

В сентябре 1957 г. состоялось обсуждение вышедших в 1955 г. «Очерков истории якутской советской литературы». Е.Е. АЛЕКСЕЕВ, будущий доктор наук, выступил с предложением отменить февральское постановление бюро Якутского обкома от 1952 г. Его поддержали будущий доктор наук В.Н. ИВАНОВ, студент П.Е. ЕФРЕМОВ (в 1965 г. нашедший рукопись Г.В. КСЕНОФОНТОВА «Эллэйада»), редактор журнала «По ленинскому пути» И.И. ВАРЛАМОВ, писатели Н.М. ЗАБОЛОЦКИЙ — Чысхаан и И.Е. ФЕДОСЕЕВ — Доосо.

Реакция обкома последовала немедленно – 16 сентября 1957 г. в газете «Социалистическая Якутия» вышла разгромная статья, в которой были прямо обвинены Алексеев и Иванов.

В июне 1958 г. Борисов созвал собрание интеллигенции республики и предостерег от попыток ревизии антибашаринского постановления обкома партии.

Сам Башарин еще раньше был вынужден заявить, что совершил просчеты, поскольку было принято возвращать партбилет только в случае признания ошибок. В своем письме от 28 марта 1952 г. в адрес дирекции и партийной организации Института истории АН СССР Башарин, признавая заблуждения, завершил свое обращение словами «Я не падаю духом. Я заново начну научно-исследовательскую деятельность, исправлю все свои ошибки. Я глубоко надеюсь, что … буду двигаться вперед по пути достижения настоящих научных успехов».

После жесткого отпора со стороны руководства обкома якутская интеллигенция снова умолкла, за исключением неугомонного Алексеева.

И вдруг сверкнула молния…

ГАМБИТ

Институт мировой литературы. Фото из блога «Памятники в России».

В Институте мировой литературы имени А.М. Горького с 1954 г. трудился один якутский ученый, устроенный туда в благодарность за активное участие в разгроме «башаринской ереси». В то время было очень престижно работать в Москве в таком серьезном научном учреждении, что также означало получение квартиры в столице государства.

Сдружившийся с этим исследователем народный писатель Якутии С.П. ДАНИЛОВ в своих воспоминаниях отмечал: тот признался в совершении тяжкого, ничем не искупаемого преступления перед своим народом, перед его литературой и культурой.

Данилов не назвал его имени, я тоже воздержусь. Поэтому вместо его фотографии даю снимок здания института, откуда прогремела знаменитая статья «Споры о наследстве».

Как пишет Данилов, в Москве тот исследователь стал выступать против антибашаринского постановления бюро Якутского обкома, чтобы замолить свой грех перед родным народом.

И, вероятно, именно он был инициатором статьи «Споры о наследстве», которая вышла в 1961 г. в августовском номере журнала «Знамя» под авторством А.А. ПЕТРОСЯН.

А.А. Петросян. 1960-е годы. Фото из «Энциклопедии фонда Хайазг».

Петросян с 9 лет стала беженкой, очень рано полностью поседела. Она была, подобно Панкратовой, армянской Пассионарией, с неукротимой энергией, отзывчивой к бедам людей, упертой в отстаивании правды, какой она себе ее представляла, особенно упорствовала в борьбе за восстановление исторической справедливости.

Важная деталь: в 1984 г., когда Якутский обком партии запретил спектакль А.С. БОРИСОВА по пьесе Софронова, он по совету В.Н. ПРОТОДЬЯКОНОВА поехал к Петросян, был принят ею, и она добилась отмены запрета. Молодой режиссер на всю жизнь запомнил ее слова про якутских классиков: «Мы не дадим топтать святые имена»…

В 1961 г. она уже десять лет работала заместителем директора Института мировой литературы. По воспоминаниям членов ее семьи, в их дом часто приходил тот самый якутский исследователь. Его переписка с Петросян начиналась со слов «Дорогая Арфо Аветисовна», значит, между ними были доверительные отношения.

Не сохранилось документов, что инициатором статьи «Споры о наследстве» был тот исследователь. Но догадаться, кто подал ей идею нетрудно – он не мог опубликовать такую статью от своего имени, поскольку был обычным научным сотрудником института. Поэтому, очевидно, созрела идея гамбита – сделать автором известную персону, тем более, она сама именно так мыслила и считала своим долгом защитить несправедливо репрессированных писателей, была бесстрашной и принципиальной.

Петросян подчеркнула: «Жизнь требует ускорить исправление ошибок в оценке наследства и заменить бесплодные споры вокруг этого вопроса плодотворной работой по его изучению». И опровергла доводы, что творчество Кулаковского, Софронова и Неустроева является буржуазно-националистическим и реакционным.

Якутский обком немедленно огрызнулся, через несколько недель в сентябрьском номере журнала «По ленинскому пути» вышла статья «В искаженном свете», опровергающая основные положения статьи Петросян. Авторами были Н.П. КАНАЕВ, Г.А. ЕФРЕМОВ и Г.П. ТИХОНОВ, которые с 1948 г. боролись против концепции Башарина.

Реакция якутских писателей оказалась другой. Журнал «Знамя» был органом Союза писателей СССР. Писатели Н.Е. МОРДИНОВ — Амма Аччыгыйа, В.М. НОВИКОВ — Кюннюк Урастырап и И.И. ЭРТЮКОВ обратились к главному редактору журнала «Знамя» В.М. КОЖЕВНИКОВУ (позже, в 1965 г. опубликовал знаменитый роман «Щит и меч» и стал всенародно известным) и Петросян с поддержкой ее статьи. Их письмо ушло в ЦК КПСС.

ПЕРЕЛОМ

С 17 по 31 октября 1961 г. в только что отстроенном Кремлевском дворце съездов прошел XXII съезд КПСС, который его организаторы считали историческим.

На съезде была принята Третья программа КПСС о построении материально-технической базы коммунизма.

Также было предложено усилить меры борьбы с культом личности, заявлено о необходимости восстановления исторической справедливости в отношении тех, кого процесс реабилитации еще не коснулся.

В Якутск приехала комиссия ЦК, чтобы разобраться с вопросом по наследству Кулаковского, Софронова и Неустроева.

Поскольку этот вопрос находился в ведении Министерства просвещения ЯАССР, работавшего министром с 1950 г. З.П. САВВИНА еще заблаговременно, 21 сентября 1961 г., срочно сняли. Он был вынужден почти год трудиться учителем вечерней школы и только в июле 1962 г. стал директором Якутского педагогического училища №1. Эта деталь показывает, что Борисов заранее узнал или прочувствовал, что ситуация кардинально изменилась и необходима экстренная защитная реакция.

Вместо Саввина министром стал 32-летний первый секретарь Сунтарского райкома КПСС В.Г. ПАВЛОВ.

Молодой министр активно работал с комиссией ЦК, повлиял на принятое ею решение, что отражено в документах комиссии.

16 февраля 1962 г., ровно через 10 лет после провозглашения той антибашаринской декларации, бюро обкома приняло постановление о частичной отмене прежнего своего решения по Кулаковскому, Софронову и Неустроеву. Предложение Павлова о полной отмене несправедливого февральского постановления 1952 г. не прошло, иначе и не могло быть – Борисов не хотел признать свое полное политическое фиаско.

Накануне произошла трагедия, о которой знали все участники заседания бюро обкома. 8 и 10 января 1962 г. родной брат Башарина Василий, кандидат философских наук, доцент был на приеме у двух секретарей обкома. А вечером 10 января застрелился… В его кабинете нашли письмо объемом в 26 страниц, в котором он обвинял Борисова.

***

Представители ЦК приметили Павлова, уже в мае 1962 г. он был назначен инструктором отдела партийных органов Бюро ЦК КПСС по РСФСР, в секторе центральных областей. Со времен М.К. АММОСОВА, И.Н. БАРАХОВА, С.В. ВАСИЛЬЕВА Павлов стал четвертым якутом, работавшим в ЦК партии.

ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ.