Накрыла стол для мужа на 23 февраля а он ушел и пропал

Я разложила салфетки, еще раз обвела взглядом стол: холодец, «шуба», бутерброды, салат «Мужской», торт «Наполеон» — мой фирменный — пахнет ванилью и детством. На 23 февраля всегда стараюсь: Сережа ведь служил, хоть и давно.

Он вошел на кухню, потянулся ко мне, запах мыла после душа смешался с ароматом горячей картошки. «Спасибо, солнышко», — поцеловал в макушку. Потом взгляд его упал на стол, и я заметила, как он чуть сглотнул. «Минералки бы купить… Я мигом!» Я кивнула: «Быстрее, остынет все».

Дверь захлопнулась. На часах было шесть.

Первые полчаса я дотирала посуду, напевала. Потом села к окну — наш пятый этаж выходит на парковку. Снег валил густо, и я подумала: надо было дать ему зонт. В семь я разогрела чайник, раз пять подходила к плите — мясо по-французски уже остыло. Начала звонить. «Абонент недоступен».

В восемь стемнело. Я убрала салаты, поставила торт в холодильник. Руки сами набрали сообщение: «Сереж, ты где?» Отправила. Галочки не синели.

В восемь сорок пять дверь скрипнула. Он вошел, шатаясь, лицо розовое от холода и, кажется, не только. «Извини… Друзья… Ну, 23 же…» Пальто пахло табаком и пивом.

Я молчала. Он снял ботинки, долго целился ногой в тапок. «Ты же понимаешь… Васька приехал, не предупредил… Мы просто по рюмочке…»

«Три часа», — сказала я. Голос звучал чужим, плоским. «Три часа, Сережа. Я думала, тебя сбили. Или ты в сугробе…

Он сел на стул, смотрел на стол с остывшими блюдами. «Прости. Правда. Не хотел…» Рука его потянулась к моей, но я отодвинулась.

«Знаешь, как я представляла? Ты вернешься, мы сядем, я подниму тост. Скажу, какой ты сильный… Как благодарна, что ты есть». Я истерично засмеялась. «А ты предпочел Ваську. И пиво в гараже».

Он нахмурился: «Ты преувеличиваешь. Я же не каждый день…»

«Каждый год — перебила я — вспомни прошлый февраль: ты тогда заскочил к соседу помочь с краном, вернулся в первом часу, а два года назад встретил одноклассника на улице».

Я встала, начала убирать еду в контейнеры. Руки дрожали. «Зачем я стараюсь? Ты же все равно сбежишь. Может, в следующий раз сразу к друзьям уходи? А я хоть на продуктах сэкономлю».

Он схватил меня за запястье: «Хватит! Я же вернулся! Чего ты раздула?»

Я вырвалась. «Вернулся? Ты приполз, Сережа. И даже не подумал позвонить. Три часа я металась между страхом и злостью. А ты… ты даже не стыдишься».

Он молчал. Потом пробормотал: «Ладно. Не буду больше». Встал, пошел в ванную. Дверь захлопнулась.

Я осталась на кухне. Включила воду, чтобы заглушить рыдания. За окном мела метель.

Он вернулся, сел за стол. «Давай хоть торт поедим». Я молча подала тарелку.

Он потянулся через стол, смахнул слезу с моей щеки. «Прости. Правда. Завтра… завтра все исправлю».

Но я знала: завтра он принесет цветы, поцелует в шею, а в следующем феврале снова скажет: «Минералки куплю». И я, как дура, поверю. Потому что люблю. Потому что надеюсь.

Ранее мы писали о сыне матерщиннике.