Евгений Суровецкий: Обыкновенная жизнь в необыкновенном веке. Продолжение

Рубрика «Люди нашего города»

Старожил г. Якутска, ветеран физкультурного и профсоюзного движения Якутиии Е.К. Суровецкий

Музей истории города Якутска при поддержке Sakhalife.ru и любезном согласии Ульяны Аскольдовны Суровецкой продолжает публикацию рукописи уроженца г. Якутска Е.К. Суровецкого. Евгений Кузьмич жил в XX веке, необыкновенном, бурном, он стал свидетелем и участником эпохальных изменений в Якутске и в стране в целом: разрушался старый мир и строился новый. Суровецкий писал впоследствии, в глубоко почтенном возрасте: «Уж слишком необычны были эти события, как сказка, как фантастика в нынешнем видении». Е.К. Суровецкий (1913-2000) — почетный гражданин города Якутск, один из организаторов профсоюзного и физкультурного движения в Якутии, первый председатель Совета клуба старожилов г. Якутска, возглавлял Якутский республиканский совет ветеранов спорта, заслуженный работник народного хозяйства ЯАССР, кавалер ордена «Знак Почета».

Предыдущую публикацию читайте:

Конец двадцатых годов был наполнен многими событиями. В эти годы появились слова «коллективизация», «индустриализация», «смычка», «пятилетка», «соревнование» и другие. В мае 1929 года V съездом Советов СССР была утверждена первая пятилетка, официальным началом которой считается 1928/1929 хозяйственный год. И в этот первый год первой пятилетки началась моя трудовая деятельность. Весной 1929 г. я закончил шестой класс. Мне исполнилось 16 лет, и я получил право работать на государственных и кооперативных предприятиях. Летом родители решили устроить меня на работу. Была в то время в г. Якутске организация по снабжению техникой села, называвшаяся «Яксельсоюз».

В этом здании на нынешней улице Короленко за Талым озером во второй половине 20-х годов находилась мастерская «Яксельсоюза». Здесь я с 1 июня 1929 года начал свою трудовую деятельность в качестве ученика-слесаря. Сфотографировано мною в 1981 г. (аннотация Е.К. Суровецкого)

Мать обратилась к знакомому нам секретарю правления этой организации Разумнику-Заборовскому с просьбой устроить меня на работу. И вот, с первого июня 1929 года, то есть по существу почти с начала первой пятилетки я стал работать учеником слесарно-ремонтной мастерской «Яксельсоюза». Это было началом моей официальной трудовой деятельности. Рабой день в мастерской начинался с 8 часов утра, я заканчивал работу в 12 часов, как несовершеннолетний ученик. С началом учебного года, с сентября 1929 г., после работы, с 2-х часов дня, я учился в 7 классе школы, до 7-8 часов вечера. Трудно было, конечно, в учёбе я несколько сдал, стал получать и посредственные оценки (удовлетворительно, удовлетворительно с минусом). Но работать было интересно, она увлекала меня своим процессом, действительно нужным для людей трудом. Ну, а вместе с тем для меня это был первый трудовой коллектив, меня в нем встретили очень доброжелательно, помогали при необходимости, обучали и я чувствовал в нем себя своим человеком. Мастерская размещалась по улице им. Короленко (нынешнее название), сразу за Талым озером. Здание одноэтажное, приземистое, кирпичное, темноватое внутри, с большим двором, где располагалось несколько складов и сараев, и большое поле на котором стояли штабелями ящики с поступившей техникой и уже собранные нами, составленные рядами, сельхозорудия. В мастерской была ещё своя кузница, слесарный верстак, наборы разных инструментов: слесарных, кузнечных, столярных, большинство которых мы изготавливали сами. Работало нас всего четыре человека: заведующий мастерской Иосиф Кочмарчик, поляк по происхождению‚ (его два брата Францишек и Людовик, у которого по локоть отсутствовала левая рука, довольно часто заходили к нам в мастерскую). Были они все очень доброжелательны, всегда приветливы и мы с удовольствием встречались с ними. Вторым работником в мастерской был Борис Попов, молодой, но квалифицированный слесарь, весёлый, но немножко язвительный, правда, не со злостью, а с ироническим юмором, с шутливым подкусыванием наших промахов, ошибок. Но жили мы с ним дружно, он всегда при необходимости помогал нам. Другими двумя работниками были два ученика-слесаря: я и Давид Эстеркес, Дода, как мы его звали. С осени заведующим мастерской вместо выехавшего вместе с братьями Кочмарчика стал Яков Эстеркес, старший брат Давида. Он и Борис Полов были первыми трактористами Якутии, они в двадцатых годах обучались в центре, на курсах трактористов и затем первыми сели на трактора «Фордзон», которые сами и доставили в Якутск. Позднее Борис Попов стал работать в нашей мастерской слесарем, а Яков Эстеркес, более грамотный и энергичный, стал нашим заведующим. В мастерской мы разбирали ящики с поступившей в разобранном виде сельхозтехникой, собирали её, а при необходимости ремонтировали. В «Яксельсоюз» поступали катки, сенокосилки, самоскиды с Люберецкого завода, конные грабли, плуги, бороны, культиваторы с разных заводов, а также сноповязы американской фирмы «Маккормик», другая техника. В пути следования некоторые части терялись, хочу заметить не из-за хищений, как сейчас, а вследствие длинной дороги, частых перевалок. Некоторые детали и ломались. Поэтому, собирая, мы брали на учёт утерянное или сломанное, делали сами заново или ремонтировали, а если деталь самим кустарным способом изготовить было невозможно, то брали от некомплектных или старых, списанных машин. Но это было редко. Собрав машину мы подкрашивали где необходимо и выстраивали готовые рядами на поле двора или упаковывали для отправки. Труднее пришлось с некоторыми сноповязами «Маккормика». Их было несколько помнится два или три. Конструкция оказалась весьма сложной, шпагат, предназначенный для механического вязания снопов, натягивался на такое множество всякий шкивчиков и с такими перекрестиями, что сколько мы ни возились с ними, никак не могли добиться безотказной работы, шпагат соскакивал со шкивов, часто путался, снопы не вязал. А стоили сноповязы дорого, куплены были за валюту. Единственный тогда в республике Амгинский зерносовхоз не согласился взять ни один такой сноповяз, колхозы ещё только создавались, а отдельным крестьянам сноповязы было ни к чему.

Мы с Додой Эстеркесом, равные по положению и по опыту работы, дружески соревновались между собой: кто быстрее соберёт технику, откуёт и обработает деталь. Очень нравилось нам соревноваться в рубке зубилом и молотком железа, зажатого в тисках. Брали одинаковые полосы железа и ударами молотка по зубилу, зажатому в левой руке, старались разрубить — кто быстрее. Рубить наловчились так, что очень точно, ударяя со всей силы наотмашь молотком по головке зубила, не промахивались и не попадали по руке. Наконец так рубить нам прискучило и мы стали соревноваться в рубке с закрытыми глазами. И тоже получалось очень точно, но и очень здорово иногда промахивались и молотком угадывали по руке, разбивая её до крови, подпрыгивая от боли. У меня до сих пор на руке сохранился шрам от этих промахов. Но попрыгав, дождавшись, когда боль утихнет мы снова продолжали соревнование. Зарплату мы, ученики, получали небольшую, насколько помнится, 26 рублей в месяц. Но это было неплохо, тогда мать, работал счетоводом, получала 33 рубля. С детства я очень любил книги и получив свою первую зарплату сразу побежал в книжную лавочку Игумнова и почти на все деньги купил книги. Замечательным человеком был Игумнов. Бывший политссыльный он стал активным пропагандистом книги в Якутии, постепенно завёл свою книжную лавочку.

Книжная лавка Игумнова (аннотация Е.К. Суровецкого)

И в ней был такой набор книг, что глаза разбегались. А поскольку покупателей было мало, а книги Игумнов постоянно пополнял, выписывал их из центра, то можно было придти в лавочку и долго рыться там в книгах, перебирать, выбирать по вкусу. Игумнов при этом всегда старался посоветовать, что купить. Вообще книги у нас в семье все любили и много читали. А я, уже с третьего-четвёртого класса стал вообще зачитываться ими. Начинали мы со всем известных сказок Андерсена, братьев Гримм, русских сказок, а там пошли знаменитые сыщики Шерлок Холмс, Нат Пинкертон, Боб Моррисон, серия книг про Тарзана, «сына обезьяны», Ник Картер, знаменитый русский сыщик Путилин. Издавались они ужасно зазывающе: на обложках, да и на иллюстрациях маски, гробы раскрытые, скелеты в кандалах, пышногрудые красавицы с двумя пистолетами, ковбои. Стоя на витринах лавочки Игумнова они притягивали глаз любителей книг и никак невозможно было не купить хоть что-то.  А потом пошли в ход Генри Райдер Хаггард и его «Копи царя Соломона» и другие сочинения, Редиард Киплинг – «Маугли», Майн Рид – «Всадник без головы», «Оцеола, вождь семинолов», Фенимор Купер с его незабываемым Следопытом — Соколиным Глазом, Вальтер Скотт – «Айвенго», Джек Лондон, «Тысяча и одна ночь», «Остров сокровищ» Стивенсона, исторические романы А.К. Толстого «Князь Серебрянный», Загоскина – «Милославский», наконец Герберт Уэллс, Густав Эмаp, Луи Буссенар, Капитан Мариэтт, Марк Твен, Жюль Верн, Виктор Гюго, А. Дюма, Генрик Сенкевич и многое другое.  Был у нас такой хороший знакомый политссыльный, очень искуссный переплётчик, по фамилии Григорьев. Душевный, добродушный человек, уже лет пятидесяти. Он раздобыл где-то толстенный роман Луи Жаколио «В трущобах Индии». Книга полная ужасных приключений англичан в Индии, туги-душители, таинственные и жуткие подземелья, сокровища и т.д. Эту книгу Григорьев никому не давал читать, берег её так, что если уходил куда по делам, брал её всегда с собой, зажав под мышкой. С трудом мы с мамой уговорили его дать книгу почитать мне. Прочёл, вернул, и больше уже я не мог даже взять её в руки. Помнятся хорошо и сочинение Эжена Сю «Вечный жид» в восьми книгах, Эдгара По — фантастические повести. И первые, скромно изданные на плохой бумаге, не броские романы, повести, рассказы и стихотворения советских писателей: Андрея Белого, Гумилевского, Нарежного, Александра Беляева, А.Н. Толстого («Гиперболоид инженера Гарина», «Аэлита»), И. Сельвинского, А. Грина, Сергея Есенина, старых русских писателей — Куприна, Лескова, Лажечникова, Достоевского, Л. Толстого и многих других. В те же годы прочёл я и Гомера — Илиаду и Одиссею. Но кроме того мы выписывали много журналов: «Вокруг света», «Мир приключений», «Природа и люди» и другие. В 1929 году в Якутске произошло событие, о котором сейчас, наверно, в Якутске никто не помнит. Летом этого года совершил кругосветное путешествие немецкий дирижабль «Цепеллин».

Дирижабль «Граф Цеппелин», 20-е гг. XX в.

Однажды летом мы с Ананием Дьяченко и Львом Мордуховичем играли во дворе кузнеца Дьяченко, отца Анания, по нынешней улице им. Курашова. Тут кто-то из нас заметил далеко в небе какую-то чёрную точку. Присмотревшись к ней мы увидели, что она всё более увеличивается, приближается к городу. Постепенно точка превратилась в шар, который летя в воздухе, стал обретать овальную форту. И вот над городом, совсем невысоко, появился гигантский дирижабль, с подвешенной внизу гондолой. Когда дирижабль медленно пролетал над городом, с него сбросили какую-то картонную коробочку. Она попала прямо в наш двор. Мы, конечно, схватили её. Она вся была покрыта разноцветными надписями на немецком языке. Раскрыв коробочку мы увидели в ней какие-то бумаги, с текстом, не помню, отпечатанным или написанным от руки. Находка нам показалась не очень интересной, мы подумали, что это мусор сбросили с дирижабля и подержав некоторое время коробочку у себя, выбросили. Теперь понимаю, что это было нашей ошибкой, допущенной по неграмотности. Ведь письмена в коробочке скорей всего были каким-то посланием к руководителям города или к жителям, коробочку надо было передать в горисполком или горком партии, а мы этого не сообразили. Зима 1929/1930 года не отмечена особыми событиями в моей жизни. Можно только отметить, что в это время усилилось моё увлечение физкультурой. Так получилось, что я подружился с двумя пареньками — Мишей Паршиным и Сашей Гетманом, работавшими в мехмастерской речного пароходства. Мы втроём увлеклись партерной акробатикой, много тренировались в выполнении различных акробатических пирамидок, сальто, других номеров.

1932 год. Я в костюме римского гладиатора для выступления на сцене в живых картинах «Бой римских гладиаторов» вместе с Михаилом Паршиным. (аннотация Е.К. Суровецкого)

И стали выступать на вечерах художественной самодеятельности. Это были первые в Якутии акробатические выступления, поэтому они вызывали у всех зрителей большой интерес. В апреле-мае 1930 года я обучался на месячных курсах по подготовке инструкторов по снарядовой гимнастике. Курсы были организованы городским советом физкультуры. Преподавателями были известные тогда инструктора Винглинский и Насонов. Я не помню, в каком здании находился наш гимнастический зал, но оснащён гимнастическими снарядами по тем временам он был великолепно. Хороший турник, параллельные брусья с никелированными стойками, гимнастические конь и козёл, шведские стенки, шведские скамейки, бум (бревно), гимнастические палки, медицинболы, кольца, трапеции, канаты для лазания, трамплины, маты. В общем, было на чем заниматься. Занятия Винглинский и Насонов проводили очень строго, особенно требовательным был Винглинский. Небольшого роста, стройный, гибкий, физически хорошо развитый, он прививал нам вкус к снарядам, к занятиям гимнастикой. В то время не было ещё единой советской системы физического воспитания. Да и не было у нас в Якутске достаточно грамотных преподавателей физкультуры, лишь единицы более или менее знакомых с основами физического развития или с какой-нибудь зарубежной системой физического воспитания. Поэтому и в школах, учебных заведениях, в коллективах физкультуры занимались кто во что горазд, в зависимости от того, что знал инструктор или преподаватель физкультуры, или какая нашлась литература по физкультуре. Мне, например, пришлось до появления комплекса ГТО у нас в республике, то-есть, до 1932 года, заниматься гимнастикой по индивидуальной системе Мюллера (атлетическая гимнастика), системой естественного физического воспитания француза Эбера, снарядовой немецкой гимнастикой Гутс Мутса и Фидриха Янга, чехословацкой сокольской Мирослава Тырша, датской Нильса Бука, шведской гимнастикой Пер Генрика Линга, русского Петра Францевича Лесгафта и другими системами. На курсах были приняты за основу занятия гимнастикой на снарядах по системам чехословацкой сокольской Мирослава Тырша и немецкой Гутс Мутса (турнен). Винглинский и Насонов очень тщательно отрабатывали с нами каждый гимнастический элемент, требовали высокой точности и красоты исполнения, я бы сказал культуры, элегантности. Чтобы стойка на турнике или брусьях была прямая, чуть прогнувшаяся, носочки ног вытянуты и т.д. Так всюду — и на турнике, и на брусьях, при выполнении упражнений на коне – «носочки, вытянуть носочки, держись прямо…» — слышалось все время. И это было хорошей школой, пригодилось и в моей будущей работе преподавателем физкультуры.

В апреле 1930 года была проведена первая Якутская городская физкультурная конференция. Я был избран на неё делегатом от физкультурного кружка 1 городской школы. Делегатами были и мой друг Миша Паршин, и будущая моя сокурсница по первым курсам инструкторов по ГТО 1932 года Таня Синявина, Дода Эстеркес, работавший со мной в мастерских «Яксельсоюза», Костя Ильин — тоже ученик нашей 1 городской школы, мой двоюродный брат Моисей Горовацкий и другие.

Продолжение следует…

В тексте максимально сохранены стиль и пунктуация автора.