Евгений Суровецкий: Обыкновенная жизнь в необыкновенном веке. Продолжение

Старожил г. Якутска, ветеран физкультурного и профсоюзного движения Якутиии Е.К. Суровецкий

«Люди нашего города»

Музей истории города Якутска при поддержке SakhaLife и любезном согласии Ульяны Аскольдовны Суровецкой продолжает публикацию рукописи уроженца г. Якутска Е.К. Суровецкого. Евгений Кузьмич жил в XX веке, необыкновенном, бурном, он стал свидетелем и участником эпохальных изменений в Якутске и в стране в целом: разрушался старый мир и строился новый. Суровецкий писал впоследствии, в глубоко почтенном возрасте: «Уж слишком необычны были эти события, как сказка, как фантастика в нынешнем видении». Е.К. Суровецкий (1913-2000) — почетный гражданин города Якутск, один из организаторов профсоюзного и физкультурного движения в Якутии, первый председатель Совета клуба старожилов г. Якутска, возглавлял Якутский республиканский совет ветеранов спорта, заслуженный работник народного хозяйства ЯАССР, кавалер ордена «Знак Почета».

На руководящей физкультурной работе.

В мае 1933 г. Якутский Высший совет физкультуры и Якутский Горисполкомом выдвинули меня на работу в городской Совет физкультуры. Привожу для интереса, чтобы проиллюстрировать стиль и грамотность тех лет текст из протокола обо мне.

Протокол от 09 мая 1933 г. ГорСФК:

«Для развертывания летней работы, инструктора физкультуры Суровецкого снять из ФЗУ связи и перебросить в ГорСФК инструктором-методистом с 15 мая с окладом 275 рублей».

Позднее меня называли главным методистом, а по существу я был прямым руководителем ГорСФК, так как тогда структура Советов физкультуры была совершенно иной, чем теперь. СФК считались составной частью исполкомов Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Поэтому председателем ГорСФК считался председатель Горсовета Бубякин, ответственным секретарем утверждался один из заведующих отделами Горсовета, в то время им был Лукьянович, заведующий ГорОНО. Конечно, по своему служебному положению они не могли непосредственно заниматься физкультурой, всю работу они переключили на штатного инструктора-главного методиста ГорСФК, то есть, на меня. Я иногда докладывал им о работе, а когда было крайне необходимо собирали заседания СФК, которое вели или Бубякин, или Лукьянович. Таких заседаний при мне было проведено 3-4. Поскольку они совершенно не вмешивались в мою работу я все текущие вопросы решал сам. А с лета 1933 г. в ГорСФК дали штатную единицу заместителя председателя и меня утвердили на этой должности с окладом зарплаты 350 рублей.

Бубякин Н.В. – председатель Якутского горсовета (1932-1935 гг.)

Увлекшись работой и физкультурой, чтением художественной литературы я в то время как-то стал в стороне от политики, меня мало интересовало, что происходит в мире, какие внутренние экономические и политические вопросы решались в стране, в республике. А между тем в стране шли процессы, которые позднее стали основой для культа личности Сталина, для массовых репрессий. Но этого не осознавали тогда не только я, по существу, политически неграмотный паренек, но и зрелые уже политические, советские и хозяйственные деятели. Все большую силу на практике приобретал тезис Сталина о том, что движение к социализму ведет усиление классовой борьбы. Этот тезис как бы подтверждали все события тех лет. В газетах публиковались материалы о троцкистско-зиновьевском блоке, его разгроме, о политическом двурушничестве, о бухаринско-рыковской правооппортунистической антипартийной группе, о шахтинском деле, о фактах вредительства, об исключении из партии многих виднейших деятелей партии и многое другое. Как было нам не поверить, что все это соответствует действительности, если об этом писали центральные и местные газеты, выходили постановления ЦК ВКП(б), публиковались выступления Сталина и других руководителей партии и правительства. Надо вспомнить также о проводившейся в те годы сплошной коллективизации, о политике ликвидации кулачества, как класса, о массовом раскулачивании середняков и просто добросовестных крестьян, ссылке их в отдаленные места и о многом другом. Все это постепенно нагнетало атмосферу, создавало настроения неуверенности, подозрительности. В 1929-1930 гг. на Алдан прибыло много людей, высланных туда в качестве «кулаков», с семьями, без всякого имущества. Это тоже порождало различные слухи, толки.  Уже в начале тридцатых годов были опубликованы постановления, которые резко ограничивали права людей, заставляли ходить с опаской, бояться лишнего шага. При этом охранительным органам давалось право самостоятельно и без особого расследования решать вопрос о судьбе человека. Например, постановлением ЦИК СССР от 7 августа 1932 г. установлен за хищение расстрел, амнистии не применять. Постановление о диверсиях, поджогах, порче машин и прочим видам вредительства требовало от ОГПУ проводить репрессии с особой строгостью. В постановлении от 3 июня 1934 года говорилось, что члены семьи изменника родины, хотя бы и не знавшие об измене, подлежат лишению избирательных прав и ссылке в отдаленные районы Сибири. Постановлением от 1 декабря 1934 г. устанавливало, что дела о террористических организациях слушать без участия сторон, обжалование приговоров и подачу ходатайств о помиловании не допускать, приговор приводить в исполнение немедленно по вынесении его. Все это давало и карательным органам, и судам возможность действовать безнадзорно, больше стали проявляться произвол, осуждение безвинных людей по одному лишь подозрению, доносу недоброжелателей и т. д. В общем политическая и моральная обстановка в стране становилась все более сложной и это доходило до сознания даже тех, кто не очень интересовался политикой. А я тогда вообще собрания посещал редко, из пионеров уже давно вышел, а в комсомол не вступил, как-то даже мысли не возникало тогда об этом. Газетами я тоже не очень интересовался. Главный у меня был интерес: физкультура и книги. Хотя нет. Я еще выступал на вечерах художественной самодеятельности: танцевал матросские танцы «Матлот» и «Яблочко», а особенно любил танец наурскую лезгинку, причем танцевал с двумя кинжалами в руках, кружился запрокинув голову и поставив острием кинжал на зубы, балансируя им, сбрасывал его резким наклоном голову, он вонзался вертикально в пол и я танцевал вокруг него с восклицанием «Асса!». Кроме того, показывал на сцене фокус с прокалыванием длинными иглами тела в разных местах на груди и на предплечьях, так что весь кабы ощетинивался иглами.

 В этом здании в 20—30-х годах размещался горисполком. Здесь я работал в 1933-1934 гг. в ГорСФК (аннотация Е.К. Суровецкого).

Став заместителем председателя ГорСФК, я обратил особое внимание на развитие коллективов физкультуры на предприятиях и в учреждениях. И надо сказать, в 1933-1934 годах во всех дворах более или менее крупных и даже небольших предприятий и учреждений появились волейбольные, баскетбольные городошные площадки, гимнастические городки (турники, брусья, кольца во дворе), а значит хоть и небольшие, но уже постоянные физкультурные кружки. Было приятно смотреть, как в обеденный перерыв повсюду на спортплощадках летают мячи через сетку или играют в городки, крутятся на турнике, на кольцах, трапеции. Часто многие оставались и после работы или приходили после ужина подзаняться, потренироваться, поиграть.

Суровецкий Е.К. 1933 г.

Широко организовали на площадках и на стадионе подготовку к сдаче норм ГТО и прием их, причем неуклонно требовали выполнения установленных нормативов, не допуская никаких отклонений. Да и мысли не возникало, чтобы можно было не выполнить норму, а записать выполнение. Если не дотянул до нормы – продолжай тренироваться, пока не достигнешь такого уровня развития, чтобы выполнить норму ГТО. Поскольку инструкторов физкультуры в городе было мало, а желающих заниматься физкультурой много, я установил график занятий коллективов физкультуры города на стадионе с утра до вечера. И большинство занятий с ними проводил сам, никакой оплаты за это не получал, тогда не было принято платить за проведение таких занятий. Да я бы и не взял деньги, считал своей обязанностью заниматься с физкультурниками, да мне просто даже интересно было проводить такие занятия. Разные коллективы, разные люди, на твоих глазах постепенно меняются, становятся живее, бодрее, выносливее, на это смотреть приятно. Да, надо сказать, и они с большой благодарностью и уважением относились ко мне, видя мою приверженность этому делу. Вообще я не столько проводил время в кабинетах ГорСФК, сколько на стадионе, на предприятиях, в учреждениях.

Летом 1933 г. я устраивал на стадионе массовые физкультурные мероприятия, чтобы втянуть побольше людей в занятия физкультурой, заинтересовать их. Проводил такие массовки и для детей и подростков. Например, однажды в июне, совместно с ГорОНО и горкомом ВЛКСМ, мы собрали около трех тысяч школьников от перового до десятого классов, построили в центре города, впереди оркестр и зашагали по городу к стадиону. Впереди шел я, командуя всей колонной. Зрелище было редким, жители города высыпали на улицу и многие из них отправились на стадион, посмотреть, что мы задумали.   Приведя колонну на стадион, я построил всех рядами на футбольном поле, на расстоянии вытянутых рук друг от друга, впереди ряды младших школьников, сзади старших. Сам стал впереди, лицом к ним и разъяснил, что буду делать упражнения, а они повторять их за мной. И вот по моему показу, без предварительной подготовки, все стали делать то, что делал я, на стадионе взлетел лес рук, взмахи, наклон и т.д. Получилось живо, весело, показательно. Кто-то сфотографировал это массовое выступление. У меня была фотография, но Комитет физкультуры в шестидесятых годах утерял её, когда я дал им фотографию на выставку.

В общем работа по руководству физкультурой в городе удовлетворяла меня. Но в тоже время часто возникала тоска по прежней професии токаря. Как было радостно, когда из твоих рук на станке появлялось новое изделие, вещественно полезное. О моих настроениях говорит такое стихотворение, написанное 11 мая 1933 года:

Я вечером этим

В машинной сидел,

На бывший станок свой

С тоскою глядел.

Я прежние вспомнил

Младые года,

Когда я был весел,

Беспечен всегда.

Стоял у станочка,

Точил и строгал

А темною ночкой

В клуб убегал.

Гулял до полночи,

Гулял до утра.

Беспечное время

И счастья пора.

Куда удалились

Весны моей дни,

Назад не вернутся,

Уж больше они.

В апреле 1933 года городским советом физкультуры были проведены лыжные соревнования. Первенство занял известный уже в то время лыжник и легкоатлет Валентин Алантьев. До этого он два года подряд занимал первые места и ему вручались серебряные жетоны победителя. В этот раз на заседании ГорСФК в мае 1933 года тоже решал вопрос о вручении ему такого жетона. И вдруг казус: кто-то из членов президиума СФК выступил с резким обвинением Алантьева в есенинщине внес предложение не присуждать ему первого места в соревновании и не вручать жетон. Стали критиковать и меня, что я тоже увлекаюсь Есениным и поэтому поддерживаю Алантьева. А я уже тогда работал в ГорСФК. Действительно мы с Алантьевым дружили не только на почве спорта, но и общим увлечением Есениным. А Есенинская поэзия тогда резко критиковалась, её громили на все лады, считали упадочнической, кабацкой, даже кулацкой, воспеванием отсталой крестьянской психологи и прочее. Большую борьбу пришлось нам выдержать на президиуме ГорСФК в защиту Алантьева. И всё же ему было присуждено первое место и вручен серебряный жетон.

Продолжение следует…

Предыдущую публикацию о Е.К. Суровецком читайте здесь.