Евгений Суровецкий: Обыкновенная жизнь в необыкновенном веке. Продолжение

Е.К. Суровецкий 1933 г.

Музей истории города Якутска при поддержке Sakhalife.ru и любезном согласии Ульяны Аскольдовны Суровецкой продолжает публикацию рукописи уроженца г. Якутска Е.К. Суровецкого. Евгений Кузьмич жил в XX веке, необыкновенном, бурном, он стал свидетелем и участником эпохальных изменений в Якутске и в стране в целом: разрушался старый мир и строился новый. Суровецкий писал впоследствии, в глубоко почтенном возрасте: «Уж слишком необычны были эти события, как сказка, как фантастика в нынешнем видении». Е.К. Суровецкий (1913-2000) — почетный гражданин города Якутск, один из организаторов профсоюзного и физкультурного движения в Якутии, первый председатель Совета клуба старожилов г. Якутска, возглавлял Якутский республиканский совет ветеранов спорта, заслуженный работник народного хозяйства ЯАССР, кавалер ордена «Знак Почета».

Предыдущую публикацию читайте:

В апреле 1932 года у меня состоялась первая в моей жизни служебная командировка. Руководство типографии командировало меня в Амгу, в совхоз, за токарным станком нового типа. Командировка получилась очень интересной. Дали мне лошадь с кошовкой, такими лёгкими санками с сиденьями для пассажира и кучера. Со мной поехал кучером-ямщиком русский, имени и фамилии не помню, довольно разбитной, бывалый и весёлый мужчина, лет тридцати-тридцати пяти. Хотя был апрель, но его первая половина была ещё холодной, поэтому я оделся тепло, надел овчинный тулуп, и мы отправились. Ехать до Амги надо было 200 километров. Завернувшись в тулуп, я сидел и дремал под мерный скрип полозьев саней и спокойную рысь лошади. Ямщик от скуки тоже иногда дремал, иногда напевал песенки. Дорога тогда была просёлочной, узкой, встречные повозки встречались очень редко. Погода была чудесной, тихой, с небольшим морозцем. Через каждые 20-25 километров встречались почтовые станции, «ямы», как их раньше называли, а в тридцатых годах их называли «станки». Были это деревянные дома русского типа, жила там семья русских или якутов, содержавших этот станок. В большой комнате стоял ряд нар, на которых и спали остановившиеся здесь ямщики и проезжие. Было несусветно грязно, но тепло, постоянно горели дрова в печи или в камельке, на которых всегда стояли чайники с кипятком, чугунные горшки, в которых можно было сварить себе мясо, рыбу, пельмени. Посреди комнаты стоял большой стол. У нас с ямщиком был запас продуктов, взятых из дома: масло, сырое мороженное мясо, по мешку замороженных пельменей, хлеб, десятка три соток спирта на всякий случай: обморожение, угощение, кого будет надо и другие случаи. Был, например, такой случай. Мы с ямщиком заблудились, заехали по незнанию в одну из побочных дорог и выехали к какой-то юрте. Там нам пояснили, что мы едем неправильно, дорога на Амгу другая. Мы попросили якута, хозяина юрты, проводить нас на эту дорогу, но он отказался. Тогда мы дали ему стопку спирта, и он тут же поехал с нами. Но выехав на какую-то горку сказал, чтобы дальше мы ехали сами, там найдёте дорогу. Мы опасались, что снова заблудимся, попросили проводить нас до дороги. Но он снова отказался. Ничего не поделаешь, пришлось доставать вторую сотку спирта. Якут тут же на морозе открыл её и не разбавляя водой проглотил весь спирт, крикнул, сказал: «учугей ишпирт» и повёл нас до дороги. Так что спирт послужил хорошим средством для установления взаимопонимания.

Забавный случай произошёл на одном станке. Приехали мы туда поздно, уже стемнело. Станок оказался переполненным проезжими ямщиками и путниками, все нары заняты. Мы с ямщиком сварили пельмени, поели и стали осматриваться, куда бы лечь. Тут вышла старая якутка, подвела к нам девушку лет 16-17 и сказала: «Дай три рубля, и я устрою тебя в своей: комнате с этой кыыс (девушкой) в придачу». Мы с ямщиком переглянулись, я говорю ему шутливо: «плати и устраивайся». А он то же самое мне предлагает. Но ни он, ни я не решились на такое «удобство» и отказались. Нашли место на полу, завернулись в тулупы и переночевали. Едучи дальше, мы с ямщиком однажды днём, часов в 13-14 увидели стоящую около дороги юрту и решили остановиться, отдохнуть здесь, пообедать. Зашли в юрту. Обстановка, конечно, ужасная. Жили тогда многие якуты ещё очень бедно, особенно на селе. Глиняный пол, в окнах вместо стекла льдины, в углу нары, на них лежит больной туберкулёзом старик, отхаркиваясь прямо на пол. По полу ползает на четвереньках малыш, возрастом, примерно с годик-полтора, во рту хамса, то есть, самодельная трубка для курения табака, которую мать дала ему, что бы он не пищал, не беспокоил её. У матери во рту тоже хамса. Тут же трое или четверо ребятишек разного возраста, есть и взрослые. Якуты народ очень гостеприимный, к тому же в таких юртах не избалованный, бескорыстный. Хозяйка сразу же разожгла самовар, налила в чугунный горшок воды и поставила в камелёк кипятить. Мы занялись подготовкой к обеду. Мне захотелось поразмяться. На улице было тепло, солнечно. Я вышел из юрты в одном костюме, сделал несколько гимнастических упражнений. Из юрты высыпали все жильцы, кроме больного старика, и уставились на меня с любопытством. Я подошёл к изгороди, поднялся на неё и встал на стойку на руках. Что тут было! Все и мать, и дети закричали от удивления, засмеялись, заговорили между собой, показывая на меня пальцами. Конечно, физкультура ещё не дошла до этого уголка, никогда они не видели никаких гимнастических упражнений и мои упражнения были для них такой диковинкой, о которой они, наверно, потом долго вспоминали и рассказывали всем знакомым. Пообедали мы у них, угостили нашими пельменями ребятишек и хозяйку. На прощание оставили пару соток спирта, чему хозяйка и старик особенно обрадовались, и поехали дальше. В Амгинском совхозе мы получили станок, я проверил его комплектность. Станок был большим, тяжёлым, пришлось нанять две подводы. Погрузили, на передней подводе с грузом устроился мой ямщик и представитель совхоза, который должен был пригнать лошадей и подводы обратно, второй подводой управлял я. Мне было спокойно, управлять не было надобности, так как сама лошадь шла за передней подводой. Поэтому я, завернувшись в тулуп, большей частью просто лежал, дремал. На обратном пути ехали без особых происшествий, случилось только одно приключение. На одном участке дороги встретился очень крутой спуск. Я придержал лошадь, подождал, пока передняя подвода уйдёт подальше, чтобы не наехать на неё при ускоренном спуске. Затем пустил лошадь, стали спускаться. Лошадь медленно и осторожно переступала ногами, спускаясь вниз. Но в одном месте тяжело нагруженные сани наехали ей на задние ноги, она испугалась и поскакала галопом. Посредине спуска был крутой поворот и здесь, не удержавшись, я вылетел по инерции из саней далеко в снег. Вскочил и побежал догонять лошадь, пришлось пробежать с километр, пока едущий впереди ямщик не остановил её. Бежал я в тулупе, устал, запыхался, бросился скорее на сани и так, отдыхая, проехал километров с десять. Тут я спохватился, что на ремне под тулупом у меня нет кинжала, который я захватил с собой из дома. Видимо, когда я вылетел из саней, кинжал сорвался и упал в снег. Надо было остановиться и пройти обратно, поискать его. Но я по молодости лет не сообразил этого и ничего не сказан спутникам поехал дальше.

До сих пор жалею об этой оплошности. Кинжал мне достался от отца, Суровецкого Кузьмы, был он фамильным, старинным, красиво инкрустирован серебром и очень нравился мне. Летом 1932 года наш слесарь Виктор Канин хитро подловил меня на этом интересе к кинжалу. Ему по каким-то своим делам надо было пойти в Кильдемцы, где жили его родители. А это тридцать километров от Якутска, идти пришлось бы одному, транспорта никакого туда не было. Пешком тащиться одному скучно. И вот Канин сообразил. Он заявил мне, что у его отца под крышей дома в Кильдемцах спрятано несколько старых кинжалов, позвал пойти с ним и там он отдаст мне один из этих кинжалов.

Я с радостью согласился, мы в выходной день отправились с ним. Был хороший летний день, и мы весело шлёпали по просёлочной дороге, болтая, напевая, иногда присаживаясь перекусить. Шли несколько часов, устали. А когда пришли в Кильдемцы Канин полез на крышу, повозился там, слез и заявил мне, что кинжалы куда-то исчезли. Или отец, мол, кому-нибудь их отдал или их отобрали. А отец у него уже давно умер. Так он провёл меня вокруг пальца. Никаких кинжалов у него, конечно, не было. Я же ему тогда поверил, вернулся домой ни с чем, только позднее догадался, что он сыграл со мной злую шутку. Во время вечерних и ночных смен нам, слесарям и токарю работы было немного, надо было только проверять систематически не перегрелись ли подшипники в трансмиссии, не перемёрзло ли паровое отопление в цехах. Поэтому я часто ночами проходил по цехам типографии и однажды заинтересовался набором слов из типографских литер. Стал набирать слова из свинцовых букв, постепенно стало получаться неплохо, я ведь видел раньше, как полиграфисты это делают. Увлекаясь приключенческой, рыцарской литературой я как-то принял себе романтический псевдоним «Стэн Жест». Набирая в полутёмном наборном цехе буквы, я однажды набрал это имя с виньеткой и на ножном печатном станку отпечатал несколько как-бы визиток «Стэн Жест». Сначала получалось плохо и не подумав ничего плохого я бросал отпечатки на пол. А несколько хорошо, получившихся, взял с собой. А поскольку заниматься набором посторонним не разрешалось я никому не сказал о том, что я печатал. А время тогда было уже довольно накалённое. Уже подули ветры подозрительности, шли разговоры о вредительствах, о шпионах. И вот утром, придя на работу, рабочие нашли напечатанные визитки «Стэн Жест». Что тут поднялось! Забегали руководители типографии, парторг, завком, стали выяснять, кто это сделал, а поскольку имя и фамилия на визитке оказались не русскими, то возникли всякие подозрения. Я, конечно, помалкивал, почуял, что это может кончиться плохо. Так несколько дней поволновались, затем всё утихло, чем закончилось, какие сделали выводы, не знаю. Но с тех пор я не занимался уже набором и печатанием.

В 30-х годах зачитывался приключенческой и детективной литературой, Шерлоком Холмсом, Натом Пинкертоном и др. Под их влиянием придумал себе этот псевдоним, сам отпечатал его в типографии (аннотация Е.К. Суровецкого).

В апреле 1932 года бюро обкома ВКП(б) приняло постановление о проведении первой Всеякутской спартакиады в честь 10-летия ЯАССР в начале июля, утвердило новый состав штаба спартакиады в количестве семи человек, во главе с Дзенисом. Штаб спартакиады вёл усиленную подготовку к ней. Ремонтировались стадион, футбольное и другие спортивные площадки, гимнастический городок. В коллективах велись тренировки. Я тоже готовил свой коллектив. Подбирался штабом состав судей для спартакиады. Я был включён в состав судей по лёгкой атлетике и национальным видам спорта. Спартакиада состоялась с 6 по 11 июля 1932 года. Это было по тем временам для Якутска грандиозное событие. Такая спартакиада в истории Якутии проводилась впервые, таких зрелищ Якутия никогда ещё не видела.

На открытие спартакиады пришёл почти весь город, по подсчётам штаба не менее 10 тысяч человек. Шли как на праздник, весело, шумно, даже целыми семьями. И в последующие дни стадион всегда был переполнен. Причём вход был бесплатным. Я на спартакиаду вывел большой коллектив физкультурников в количестве более 100 человек. Был у меня фотоснимок этого коллектива, когда мы шли по стадиону в колонне на церемонию открытия. Площадка стадиона огорожена штакетником, сбоку от марширующей колонны около моего коллектива видим лежащее бревна, оставшиеся при обустройстве стадиона. Жалею, что этот снимок потеряли в Якутском республиканском комитете физкультуры в шестидесятых годах, когда по их просьбе я дал его и некоторые другие снимки тех лет на фотовыставку. Все эти снимки и мою грамоту о вручении мне значка ГТО комитет физкультуры утерял. На спартакиаде я принял самое активное участие не только своим физкультурным коллективом, но и в организации соревнований, и в качестве судьи по отдельным видам лёгкой атлетики и национальным видам спорта. Особенно запомнилось судейство по ловле оленей. Этот вид был включён в программу спартакиады, судить его поручили мне. Соревнование по ловле оленей началось часов в восемь вечера. На футбольное поле стадиона вывели две пары оленей, у каждой пары свой поводырь. Одну пару уводили к одним воротам, другую — к другим футбольным воротам. Посреди футбольного поля стоял с арканом (лассо) участник соревнования и я, судья соревнования. Один из поводырей по моей команде отпускал свою пару оленей, они сразу же бежали к другой паре, через всё поле. Участник соревнования в это время старался поймать арканом одного из бегущих оленей, а я оценивал качество приёма ловли.

Вася Милехин, член общества «Динамо», бросает гранату в соревнованиях на I Всеякутской спартакиаде 1932 года. Я с ним тренировался по джиу-джитсу и по акробатике. Встретил в последний раз в 1978 г. на I Всероссийской конференции ветеранов спорта (аннотация Е.К. Суровецкого).

На этой спартакиаде было установлено и широко через рупоры (тогда радиотрансляции не было) объявлено всем зрителям, что в соревнованиях по всем видам и в сдаче норм ГТС на спартакиаде могут принимать участие не только члены команд, но и все желающие из зрителей. Этим правом воспользовалось много зрителей. А по ловле оленей желающим не было конца. Уже давно, примерно в 9 часов 30 минут закончились все соревнования, а мы с оленями всё никак не могли завершить свою работу. Более сорока человек вышло на поле, попро6овать свои силы. Наконец, в 11 часов вечера, когда олени совсем выбились из сил и у меня иссякли все силы и терпение, я объявил об окончании соревнований и назвал победителей. Были здесь и комические случаи. Например, во время одного пробега оленей вдруг откуда-то выскочила лохматая собачонка и давай с лаем гоняться за оленями и за участниками соревнования. Это, конечно, вызвало общее веселье у зрителей. Кое-как удалось прогнать эту нарушительницу порядка. В другом случае участник соревнования, в азарте побежав за оленем с разбегу ударился головой в верёвочную сетку футбольных ворот. Сетка прорвалась, голова проскочила в отверстие, ошеломлённый участник, замахав от неожиданности руками совсем запутался в сетке. Трибуны отозвались громовым хохотом.

Пришлось мне также судить соревнования по перетягиванию палки, где первое место занял Гавриил Романович Десяткин, милиционер, член общества «Динамо», мой хороший знакомый, отец будущего в семидесятых-восьмидесятых годах генерального директора объединения «Якутзолото», Героя Социалистического Труда Тараса Десяткина. Судил соревнования по метанию гранаты, по прыжкам в длину. Забавно здесь выступал врач общества «Динамо» по фамилии Робер. Уже пожилой, примерно 55-56 лет, в те времена в этом возрасте считались уже стариками. Рассеянный, подслеповатый, в очках. Он пожелал сдать нормы по некоторым видам ГТО. Костюма спортивного у него не было. Но он разделся до нижнего белья, засучил кальсоны и пошёл сдавать нормы. Все он делал впервые, неловко и по-стариковски. Гранату вместо того, чтобы бросить прямо, он закинул за забор, в прыжках в длину никак не мог попасть на планку и т.д. Но его участие, его попытки вызвали сочувственные одобрительные возгласы у зрителей. Члены моего физкультурного коллектива типографии активно участвовали почти во всех соревнованиях, а Валя Горнакова заняла второе место в беге на 500 метров. С августа 1932 года меня уговорили в фабзавкоме типографии перейти с должности токаря на должность инструктора физкультуры в типографии, одновременно стал преподавать физкультуру в ФЗУ связи. Большую роль в этом сыграл Михаил Михайлов, который сумел вызвать у меня интерес к этой работе. А отчим Максим был очень недоволен, что я бросаю токарную работу. Теперь я понимаю, что он был по-своему прав, я приобрёл уже хорошие навыки и мог стать отличным токарем, а затем и пойти учиться в высшее техническое училище, на инженера, способности к этому у меня были. Но что сделаешь, молодость есть молодость, увлечение физкультурой увело меня на другие пути. По инициативе Михаила Михайлова и инструктора межсоюзного бюро физкультуры при Якутском областном совете профсоюзов (ЯОСПС) Якова Аржакова при культмассовом отделе ЯОСПС с 15 августа 1932 года были организованы первые в истории Якутии трёхмесячные курсы по подготовке инструкторов физкультуры по комплексу Готов к труду и обороне, с отрывом от производства. Заведующим курсами был утверждён Михаил Михайлов, преподавали Яков Аржаков и сам Михайлов. На курсы нас поступило человек двадцать, окончили одиннадцать человек.

1932 год. У окон типографии в обеденный перерыв. В правом окне я, рядом Валя Горнакова. В левом окне в белом свитере Саша Литвинцев. Фамилии остальных не помню (аннотация Е.К. Суровецкого).

Занятия Михайлов и Аржаков проводили весьма плотно, напряжённо добиваясь от нас всесторонней физической подготовки, натренированности и глубокого по тем временам знания теории физкультуры, обеспечивая в то же время постоянный врачебный контроль за нашим состоянием, обучали навыкам самоконтроля за своим здоровьем, за тем, как физические упражнения отражаются на состоянии организма. За нашим здоровьем следила постоянно врач Страд, из городской больницы, маленького роста, очень внимательная, опытная, она систематически обследовала нас, приглашая в свой кабинет. Отказаться было невозможно, так при неявке мы не допускались к занятиям. Одновременно по мере готовности мы сдавали нормы ГТО. В программе курсов были все виды комплекса ГТО. Летом готовились и сдавали летние виды, в том числе плавание, с наступлением зимы сдали нормы по лыжам. С требований к нам видно хотя бы из таких примеров. В августе было уже прохладно, никто не купался, а мы всё тренировались по плаванию. Бывало устанешь, замёрзнешь совсем, а Михайлов требует — прыгай ещё, плыви. И прыгали, плыли, пока не стали укладываться в норму ГТО и превышать её. Особенно требовательно Михайлов относился ко мне, видя мои способности и к лёгкой атлетике, к плаванию, прыжкам в воду с вышки, к спортиграм. У меня особенно хорошо получались прыжки с вышки в воду, с высоты 7 и 10 метров, бег на средние дистанции, игра в волейбол и баскетбол. Мы с Михайловым часто вдвоём играли и выигрывали по волейболу у целых волейбольных команд полного состава, правда не в официальных играх, а просто для развлечения и на тренировках. Занимались мы на стадионе, в гимнастическом зале якутской национальной военной школы, теоретические занятия проводились в клубе совторгслужащих, т.е. профсоюза советских и торговых служащих. Среди одиннадцати окончивших курсы успешно завершили их кроме меня Татьяна Синявина, Лидия Большева, Василий Баранов, Никодим Марков и другие. На курсах наиболее всего сдружились мы с Таней Синявиной. Часто вместе шли с занятий, вместе готовились к теоретическим занятиям. Её старшая сестра была замужем за председателем Совнаркома Христофором Шарабориным. Я несколько раз заходил с Татьяной к ним на квартиру, но мне там не особенно нравилось. Сестра принимала нас приветливо, но Шараборин по характеру был человеком замкнутым, неразговорчивым и я не помню, чтобы он хоть раз улыбнулся кому-либо. Татьяна после курсов немного поработала в одном из коллективов города инструктором физкультуры, а на следующий год уехала в один из городов страны учиться в физкультурном техникуме. Лидия Большева тоже уехала в другой город учиться в медицинском институте. Никодим Марков стал в последующем бухгалтером, Василий Баранов до мая 1933 г. работал в Якутском городском совете физкультуры. Однажды в августе, когда мы занимались на стадионе, ко мне пришла сестра Зоя, посмотреть, как мы занимаемся. Она в то время жила в Олёкминске, учительствовала в младших классах. Было ей около 18 лет. Очень хорошенькая, в золотистой тюбетейке совсем красивенькая, даже я засмотрелся на неё, а Миша Михайлов совсем пропал. Я познакомил их и с тех пор у них завязались дружба и любовь до самой кончины. Вскоре они поженились, и Зоя поселилась у него. Жили они в двухквартирном деревянном домике, стоявшем в глубине двора дома Голованенко, за нынешней гостиницей «Лена». Дом был разделён на две половины, каждая квартира с самостоятельным входом. В одной квартире жили Миша с Зоей, в другой Мишин друг Георгий Брянцев (Жора, как мы его звали), с женой Аней. Брянцев, как и Михаил был членом спортобщества «Динамо», даже председателем городского совета этого общества. А работал Брянцев секретным уполномоченным ОГПУ (ныне КГБ). Что это за должность, я не интересовался, хотя часто бывал у них и был с ними дружен, поскольку они дружили с Мишей и Зоей. Жена Жоры Брянцева Аня невысокого роста, подвижная, так же, как и муж много занималась лёгкой атлетикой, спортиграми в «Динамо», была членом волейбольной команды общества. Когда я заходил к Брянцевым меня всегда смущала фотография Ани, стоявшая на комоде. Она сфотографировалась совсем голенькая, лёжа на боку, опершись головой на руку. Я отводил глаза, чтобы не показать вида, что мне интересно посмотреть на неё, а сама Аня нисколько не смущалась.

Михаил был удивительно контактным парнем. Он умел найти общий язык со всеми, у него было много друзей. Однажды, помнится осенью 1932 года, приходим мы с ним на квартиру редактора газеты «Социалистическая Якутия» Чертову. Они с Мишей тоже были друзьями. А у Чертова собрались приехавшие в Якутск одновременно с Михаилом Сусламбек Бутаев, ставший впоследствии на долгие годы председателем Госплана ЯАССР, а затем начальником планового управления Северо-Восточного совнархоза, в который входили Якутия и Магадан Фёдор Лебедев, работавший после Отечественной войны лектором ЦК КПСС. Я, кстати, познакомил его на каком-то вечере с учившейся со мной в школе, в одном классе, Ирой Векшиной, они быстро нашли общий язык и вскоре поженились.

Пришёл и Яша Аржаков и другие друзья. И вот вдруг в квартиру Чертова заходит обросший густой чёрной бородой мужчина, в куртке и меховых штанах, шерстью наружу. Чертов познакомил нас. Оказалось это был ответственный секретарь газеты «Известия», известный в то время журналист Макс Зингер. Весёлый, разбитной, он только что вернулся из командировки по северным районам Якутки. Оживлённо и увлечённо он рассказывал о своих приключениях, о поездках на оленях, собаках, об обычаях северян. А в конце с забавным юмором сообщил, что собрал на Колыме целый блокнот бытующих там ругательств. Это, говорит, оказался богатейший клад русского словотворчества и очень жаль, что нельзя их опубликовать в печати, поскольку из-за солёности и неприличности их даже в блокноте держать опасно. Только в узком кругу друзей-мужчин можно почитать эти перлы. Миша стал подначивать Зингера, что бы он почитал. И он зачитал нам несколько. Действительно никакой писатель не смог бы придумать такие забористые этажи.

Курсы инструкторов физкультуры завершились в конце ноября 1932 года. Одиннадцать курсантов, а также Михаил Михайлов и Яков Аржаков сдали полностью все нормы ГТО и получили право на получение значка ГТО. Четырнадцатым был Фёдор Никифоров, ответственный секретарь Якутского Высшего Совета физкультуры, имевший среднее физкультурное образование. Правда, он сдал не все нормы, но пользуясь своим положением тоже оформил анкету на получение значка. Но значки тогда ещё в Якутск не поступили, поэтому их нам вручили в годовщину Красной Армии, 23 февраля 1933 года. Фёдор Никифоров оформил себе грамоту №1 о награждении значком ГТО, а я получил грамоту №2 и значек ГТО №39281. К сожалению, мою грамоту я в шестидесятых годах дал на выставку Республиканскому комитету физкультуры, а они её благополучно утеряли. Остался, к счастью, у меня физкультурный билет того времени, в котором отмечены все сданные нормы номер значка ГТО и номер грамоты. Вот так, силой обстоятельств, мы выпускники первых курсов инструкторов по советской системе физкультуры — комплексу ГТО, стали первыми значкистами комплекса «Готов к труду и обороне» в республике. В те годы систематически проводились кампании по организации красных обозов, оказанию различной помощи колхозам, которые появились всего лишь за два-три года перед этим.

В октябре 1932 года такое поручение было дано и мне. Меня командировали во главе бригады из пяти человек, членов моего физкультурного коллектива типографии, в Маганское селение (наслег) для оказания, как было написано в удостоверении Якутского горсовета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов от 26 октября 1932 года «практической помощи распределения доходов по колхозам, организации красных обозов, проведения дня урожая и т.д.». Одновременно ЯВСФК поручил нам организовать физкультурные коллективы и обследовать колхозы и совхозы по физкультурной работе.

1932 год. На Магане. В командировке по организации красного хлебного обоза. Справа сидят Лида (наборщица), Дмитрий Кушавин. В центре Пихтин. Стоит председатель колхоза (аннотация Е.К. Суровецкого).

Мы вышли в Маган на лыжах 27 октября в составе семи человек, из которых помню Дмитрия Кушавина, Пихтина, девушку Лиду, Рабинчука Григория, Бобрякова. Шли не торопясь, село Маган находилось в 18 км. от Якутска, дорога тогда шла от озера Хатын-Юрях по горам. В колхозе нас встретили хорошо, обедали и ночевали мы, часть у председателя, часть у других крестьян, спали на полу под общим одеялом. На следующий день провели работу по формированию красного обоза, хлеб, лошади и сани уже были подготовлены. Познакомились мы с состоянием физкультурной работы. Ничего там не делалось. Мы провели беседу для молодёжи, комсомольцев, тут же составили список желающих заниматься, рассказали, как и чем заниматься, познакомили с комплексом ГТО. В красном уголке колхоза я провёл занятие по гимнастике с группой молодёжи.

На следующий день с утра были запряжены лошади в подводы, на них погружены мешки с зерном. Сколько было подвод не помню, примерно около двадцати. На передних санях установили флаг и лозунг на кумаче: «Даёшь хлеб родине!», несколько лозунгов на других подводах. И мы отправились под шумные проводы собравшихся колхозников, под марш гармошки, с которой вышел кто-то из крестьян. Моя бригада вышла на лыжах.  В течение зимы 1932-33 гг. наш кружок физкультуры активно участвовал в соревнованиях по лыжам, мы с М. Паршиным и А. Гетманом продолжали выступать на сценах, конференциях, вечерах с партерной акробатикой, показом боя гладиаторов, на гимнастических снарядах.

Вот один пример. В октябре 1932 года я получил такое письмо:

«Тов. Суровецкий. На основании решения бюро ОК и ГК КСМ устраивается вечер встречи старых большевиков-подпольщиков и участников гражданской войны с комсомольцами города. Где, Горкомол просит Вас подготовить физкультурное выступление на сцене и организацию игр в самодеятельной части вечера. Вечер будет 17-го октября с.г.» Секретарь ГК КСМ — Обедин Ответ. организатор вечера — Ершов».

Здесь интересна приписка об организации игр в самодеятельной части вечера. Дело в том, что все вечера тогда завершались массовой частью. После выступлений на сцене участников художественной самодеятельности, физкультурников, скамьи и стулья в зале клуба убирались, часть расставлялась около стен, что бы можно было посидеть тем, кто устал или не хочет танцевать, играть. На середину зала выходил массовик и организовывал массовые, так называемые подвижные игры, танцы и пляски. А я в этом тоже набрался опыта. Приглашал в круг всех, кто пришёл на вечер, организовал игры «Кошки-мышки», «Третий лишний», «Ворона и воробей», «Горячие руки», «Удочка» и другие.

Устраивались различные аттракционы, фокусы, шутки: игра-шутка «Перешагивание стульев», «Зоологический сад», «Гипноз» и многие другие. Тут же, поставив в круг желающих, обучал массовым танцам и пляскам: «Яблочко», «Полька», «Во саду ли в огороде» и другим. Проводилось это так: командовал всем: «Встаньте в круг. Будем танцевать «Польку». Я скажу «раз», и вы выдвигаете правую ногу вперёд, немного вправо. Скажу «два» — вы поворачиваетесь налево, под «три» — вы отставляете левую ногу влево…» А теперь под музыку! Прошу гармониста сыграть первый такт танца, а обучающихся проделать эти движения под музыку. И так быстро разучивался весь танец, движения, конечно, упрощённые, всем доступные, освоив их все в кругу очень живо, с шутками, смехом танцуют вместе, получается очень весело. Устраивали и различные, так называемые, «шумовки»: все в кругу, например, изображают звуками и движением рук и тела взлетающий и летящий аэроплан. Получается шумно, дружно, весело. Или, например, массовик стоит вместе со всеми в кругу, все взялись за руки. Массовик говорит условные слова. Пока говорит все вместе поднимают руки вверх. К примеру, массовик говорит: «Ачи — рачи — ичи — вичи — И — И — И!» Все хором — «Апчхи!» и опускают руки. Общий хохот, шутки.

1932 год. На Магане. Расположились ночевать. Слева Бобряков, рядом с ним Гриша Рабинчук, я, справа председатель колхоза (аннотация Е.К. Суровецкого).

Игры эти теперь могут показаться примитивными. Но все эти весёлые совместные игры, танцы, шумовки сплачивали участников вечера, создавали атмосферу общности, совместного веселья, дружеского общения, завязывались знакомства, заводилась дружба.

Продолжение следует…