Есть люди, которых узнают по одному имени: Саввич, Степанида, Ефим… Никто не будет переспрашивать: «Какой Саввич? Какая Степанида?». Так и про него скажут: «Дьарааhын…», и всё ясно с образом, сразу перед глазами встанет седовласый человек с особенной поступью и
статью, тихо и хитро посмеивающийся в усы.
Сцена из драмы Василия Харысхала «Прости, отец, прости…»
Герасим Семенович Васильев — один из ведущих мастеров современного якутского театра. Выпускник Щепкинского театрального училища 1974 года. За все годы на сцене создал сотни ярких ролей. В зрительском сознании его галерея образов естественным образом выстраивается в стройную серию кадров : вот он в самой своей первой роли Чайынгда в трагедии Ивана
Алексеева «Суоhалдьыйа Толбонноох», вот он Киис Бэргэн в знаменитой, переставленной по идеологическим соображениям и переименованной постановке «Утро Лены» Ивана Гоголева-Кындыл, вот он тревожный и бунтующий Мылгун в лодке в культовом спектакле «Желанный берег мой…»
Чингиза Айтматова, а вот Дорогунов Ойунского , ловко гарцующий на живом коне прямо на сцене во время спектакля, или отец Ксенофонтовых из спектакля Василия Харысхал «Кемуел» ( «Прости, отец, прости….») , застывший в своей великой драме около сэргэ…
Самая первая роль: Чайынгда «Суоhалдьыйа Толбонноох» И.Алексеева
Театр-сиюминутное искусство, каждый спектакль не похож на другой, но образы, которые создал Герасим Васильев, удивительно осязаемы и живы. Их как будто можно потрогать, полюбоваться, возвращаться вновь и вновь, как к любимым строчкам стихотворенья или запавшей в сердце
мелодии. Каждая его роль имеет свой рисунок, вкус, свою геометрию, которую невозможно просчитать или истолковать раз и навсегда. Герасим-настоящий носитель традиций Саха театра, ярчайший представитель якутской актерской школы. Он почти никогда не фальшивит, не лукавит и не халтурит перед зрителем.
Его взгляды на жизнь и театр глубоки и символичны, они — его собственные, пережитые, переработанные и закаленные горнилом жизни и сцены. Хотя он, кажется, их не разделяет: жизнь и сцену. Герасим Васильев самодостаточен везде и всегда: когда играет свои роли, когда мастерит и
плотничает: он знатный знаток плотницкого и столярного дела, дивный мастер и кузнец; когда ходит на настоящую охоту в глухих лесах своего родного Вилюя, когда преподает актерское мастерство перед студентами АГИКИ, когда общается со своими детьми и балует любимых внучек.
КОРНИ
Герасим Васильев- уроженец Вилюйского улуса, наслега 1 Кюлят. Самый младший из шестерых сыновей. «Мать родила меня почти в 40 лет. По документам дата моего рожденья-30 августа 1949 года, хотя фактически родился я в июле 1948 года. Появился на свет раньше срока: шестимесячный, маленький, совсем слабый. Никто не верил в то, что я выживу, почти год пролежал в люльке, висевшей перед якутской печкой- камельком. Даже записывать меня не стали. Жили мы на маленьком участке между двумя наслегами. На следующее лето в наше жилище по дороге заехал секретарь сельсовета, удивился, что человек до сих пор без документов и только после этого меня зарегистрировали. Так что на самом деле по рожденью я старше на целый год. Впрочем, это было обычное явленье для того времени».
Мать маленького Геры тяжело болела и ее не стало,когда было ему 7 лет. «Образ матери помню смутно, как отрывки фильма: вот она несет в руках пойманную ею куропатку, вот ставит на стол печеные караси, а вот ее укладывают на подушки, чтобы везти в больницу.». Оставшегося сиротой
маленького Герасима взяли на попечение старшие братья, которые к тому времени были вполне взрослыми людьми. Нрава Гера был непростого. Поэтому родные старались держать мальчишку в строгости. Они научили его трудиться, обучили основным премудростям жизни. «Я часто помогал старшим, строгал, пилил, у меня всегда были лучшие рогатки и деревянные пистолеты среди мальчишек. С малолетства приучили к охоте. Каждый из братьев был талантлив в своей стезе, и каждый из них что -то дал мне от себя. По природе своей они были одарены больше, чем я».
ДЕТСТВО
Большое влияние на Герасима как на будущего артиста и человека оказали школьные годы и учителя. «Учился я неважно. Моя тетрадь всегда красовалась на выставке. Была у меня одноклассница-отличница Галя Типянова, ездившая в «Артек», ее тетрадь выставляли в качестве эталона, а мою в качестве образца как не надо учиться. Самая высшая оценка для меня была
тройка. А так в основном двойки да единицы. Единица- такую оценку сейчас, кажется, даже не ставят. В 7 классе в третьей четверти у меня было семь двоек, в том числе одна по поведению. Когда я это рассказывал на встрече со школьниками в родной деревне, учителя переглянулись. А я
хотел просто сказать детям, что главное в жизни-стремление к ней, что всегда можно всего добиться и обрести собственное призвание. Несмотря ни на что, я все-таки ни разу не остался на второй год, благополучно сдавая осенние переэкзаменовки. Одноклассницы сейчас вспоминают, как 1 сентября они шли на первый звонок и молили бога: «Лишь бы Гера не сдал переэкзаменовку и остался в другом классе». Но их мечтам так и не суждено было ни разу сбыться. Заходят в класс, а я тут как тут-восседаю на первой парте. В общем, был я настоящей грозой для девчонок, которые
часто плакали из-за моих шалостей. И хотя в классе я бегал в основном по партам, тем не менее научился как-то читать, писать, считать. Первой моей учительницей была мама заслуженного артиста, руководителя Театра юного зрителя Алексея Павлова, Ирина Герасимовна. А отец Алексея,
Прокопий Васильевич был директором школы. Так вот, если Ирина Герасимовна была мягким и добрейшей души человеком, то при появлении Прокопия Васильевича в школьном коридоре зависала пауза, а самые сорванцы застывали на бегу в прогибе. Такой был человек, которого дети уважали при том, что не помню я его рассерженным или злым. Это была особая порода людей-сильных личностей, уважаемых и почитаемых всеми, с кем они сталкивались по жизни».
Ырыа-Дьарааhын
ГЕРАСИМ-ПЕСНЯ
Наш герой особенно любил уроки пения. Выступал на всех смотрах и
концертах. Был в его школьной жизни и драмкружок. В 4 классе получил роль
Медвежонка, но опять же из-за «хорошего» поведения с роли его сняли. На этом
драматическое поприще было временно закрыто. Зато проявились способности
к пению. Модную тогда песню «Бродяга» из индийского фильма «Господин
420» Гера пел точь — в точь. Женщины встречали его у магазина и говорили:
«Тиэрээ, (игра слов- заменив начальную букву его имени получали слово
«тиэрэ»- наоборот, наизнанку (с якут), имея в виду видимо его непростой
нрав), у нас конфета есть…» и Гиэрэ-Тиэрэ начинал тут же петь и танцевать по-
индийски. В общем, своя локальная слава у Герасима была еще тогда. А потом
чуть позже в клубе у баяниста он разучил две первые свои взрослые песни
Христофора Максимова. Одну из них «Ханна көрдүм этэй?» он спел позже в
театре на вечере памяти великого Христофора. Герасим стал петь на всех
школьных, районных смотрах, становился лауреатом, его даже стали называть
«Ырыа Дьарааhын- Герасим-песня».
«Однажды братья решили меня постричь. Двое держали, один стриг
машинкой. Я сопротивлялся как мог. А машинка заедала, дергала, было
очень больно. Тогда «мастера» стали стричь ножницами и когда они
закончили одну половину моего «скальпа», я вырвался и убежал. Братья
крикнули вслед: «Ну, и ходи такой!». Вырвавшись на свободу, я стал
искать свои торбаза: они накануне вымокли, я бросил их сушиться на
печку. Торбаза высохли, сморщились и уменьшились размера на два. Одну
из пары еле-еле натянул, а вторая не лезет, совсем уменьшилась. И вторую
одеть нельзя, и первую не снимешь. Пришлось на вторую ногу обувать
кирзовый сапог. В таком обличье пошел в школу. В этот момент меня
увидел заезжий из города инспектор РОНО. Он пришел на педсовет и
сообщил, что встретил на улице ребенка, наполовину остриженного, в
пальто без пуговиц, на одной ноге торбаза, на другой кирзовый сапог. И он
вопрошал: как такой ребенок может учиться в нормальной школе? Тогда
за меня заступились мои дорогие учителя и отстояли. Вот такие были
люди».
После школы Герасим поступил не куда-нибудь, а в Уральскую
консерваторию, начинал учиться вместе с Иваном Степановым. Но не судьба:
через полтора месяца он вернулся домой. Поступил в Якутске в музыкальное
училище. Но заболел, опять не смог. Вот так вроде сперва не складывалось.
Решил пойти на курсы баянистов в Намцах. Пока ждал начала учебы, в Якутске
пошел к одноклассникам, которые учились и жили в общежитии. Собрались
покушать, разложили газету вместо скатерти. И тут один из парней говорит:
«Смотри-ка, Гера, это кажется для тебя». А там маленькое объявление о том,
что набирают дополнительный набор в якутскую студию театрального училища
имени Щепкина. Герасим решил испытать судьбу и на удивленье легко прошел
все три тура и наконец-то, крепко ступил на свою жизненную тропу.
Студент
«МОСКВА! МОСКВА!…»
Ярким калейдоскопом промчались студенческие годы в Москве. Студенты
вкалывали с утра до вечера: уроки, занятия, репетиции. Все очень академично и
строго. В театральном училище имени Щепкина вчерашний двоечник
Кюлятской школы Герасим Васильев стал почти отличником, ему совсем чуть-
чуть не хватило до красного диплома. Читал взахлеб, перед ним открылся
удивительный, доселе неизведанный мир большой литературы. Студентам
давалась возможность ходить на спектакли многих театров, посещать выставки,
быть в гуще событий бурной культурной жизни Москвы тех лет.
Доблестные дембеля-щепкинцы
«Танец нам преподавала бывшая звезда Большого театра, балерина, автор
академического учебника «Танец» Евгения Васильева, которая говорила:
«Давай, Гера, тяни ноги, весь Большой держится на Васильевых!», а тогда
по всему миру гремела слава солиста Большого Владимира Васильева.
Фехтованию учил чемпион СССР по спортивному фехтованию,
философию, историю преподавали доктора наук, бывшие большие
дипломаты. Руководителем курса был профессор Михаил Николаевич
Гладков. С нами занимались величайшие профессионалы своего дела. И
как тут можно было плохо учиться! Это было просто невозможно.
Наш курс состоялся. Мы понимаем друг друга, поддерживаем, но это
нечто большее,чем просто общение. У нас какая-то особая связь, незримая.
И никто не знает, стал бы Саха театр таким, если бы Андрей Борисов не
занялся бы режиссурой? Если б рядом с ним не было б такой спутницы как
Степанида? Если б у него не было бы таких соратников, как Сотников,
Фомин, таких актеров, как актеры Саха театра? Тут, знаете ли, не зависит
всё от одного человека, от одной личности. Здесь всё гораздо тоньше и
сложнее. Но все же, сколько бы ни прошло работ, сколько бы ни было
постановок, за все эти годы не было ни одного такого момента, чтобы я не
согласился с Борисовым, как с режиссером ».
Щепкинцы
РОЛИ и СУДЬБА
Первая роль, которую Герасим Васильев сыграл на сцене родного театра, это
Чайынгда из мистической и обросшей сегодня легендами трагедии Ивана
Алексеева «Суоhалдьыйа Толбонноох» про красавицу, которую насильно
отлучили от любимого.
«Это был очень сильный по языку и стилистике спектакль. Истинно
якутский, народный, он, как мне сегодня кажется, сыграл
основополагающую роль в наших актерских судьбах: моей, Степаниды,
Афанасия Федорова.
Затем была роль Киис Бэргэн в драме Ивана Гоголева «Утро Лены».
Эта роль запомнилась тем, что очень легко вошла в меня, свободно и
органично.
Но роль, по которой я иногда скучаю, это пастух Дулат в драме казахского
драматурга Бакеева «Жеребенок». Его образ, слова, мысли и поступки,
казалось, были очень мне близки».
«Желанный берег»
Ну, и наступил сезон1981- 1982 гг, когда был поставлен «Желанный берег»
по повести Чингиза Айтматова «Пегий пес, бегущий краем моря». Спектакль,
который стал одним из самых переломных не только в истории Саха театра, но
и в истории народа саха вообще. Спектакль, который в одночасье покорил всё
театральное пространство страны. Ошеломляющий успех на московских
гастролях 1985 года и на Всесоюзном театральном фестивале в Грузии. Когда
пораженный автор Чингиз Айтматов произнес: «Вам надо этот успех пережить
как беду. Переживете-будете еще долго творить». Когда, посмотрев спектакль,
великая Верико Анджапаридзе на долгие годы благословила режиссёра и
актеров, а очарованные её земляки с истинно грузинским порывом представили
сразу же весь авторский коллектив и ведущих исполнителей на
Государственную премию СССР. Это был просто шокирующий успех! Успех,
которого, может быть, не особенно и ожидали.
На вручении Госпремии СССР в Кремле
«Мы, кажется, до сих пор незримо следуем завету Айтматова как надо
было пережить тот успех. И это наверняка, помогает до сих пор и Андрею
Борисову, как режиссёру, и нам, артистам. Но на первых порах спектакль
ставился в очень непростых обстоятельствах, времени не хватало, тогда
ведь своей сцены не было, репетировали чуть ли не по ночам. А потом это
был дипломный спектакль, студенческая работа. В процессе работы двое
исполнителей от ролей отказались. Хорошо, что тогда выручил Симон
Петрович Федотов, который только переехал из Нюрбинского театра и
вступил в роль Органа. А на роль Эмрайина Борисов уговорил и
буквально привёл за руки из гаража театра Христофора Сметанина,
работавшего водителем. Это, наверное, самый счастливый водитель, более
20 лет объехавший с этой ролью полмира, исполнивший свою мечту стать
артистом. Сроки выпуска спектакля были очень критичны и декорации
тоже изготавливались со сложностями. А первые отзывы после премьеры
были ведь не очень лестные. Писали, что весь спектакль взрослые люди,
как в люльке, сидят в одной лодке и раскачиваются, что постановка не
очень-то и заслуживает внимания. Можете достать публикации тех лет и
проверить. Но в творчестве успех не может быть бесконечным, жизнь ведь
как весы, то одна сторона перевесит, то другая…»
ОЛОНХО И ЖИЗНЬ.
Герасим Васильев сыграл много ведущих ролей в репертуаре Саха театра.
Также он играет в театре Олонхо, является мастером, наставником для молодых
артистов, он ставит им голос и исполнительскую манеру пения. К олонхо у него
свое особенное отношение.
«Я у своих студентов в АГИКИ в самом начале учебы всегда спрашивал:
«Что такое в твоем понимании Олонхо?». Отвечают почти всегда
одинаково: «Олонхо-это шедевр, это вершина устного народного
творчества». А я им говорю: «Олонхо-это не произведение и не вершина.
Олонхо-это завет всех поколений, живших до нас, это то, что завещали нам,
потомкам, это наказ, как нам надо обустраивать свою жизнь в этом
Срединном мире». Дерево без корней не будет расти, оно же не висит в
воздухе. Так и нам, саха, нельзя жить, забыв про Олонхо. Как бы мы ни
развивались, как бы мы не шли со всем миром вперед, если мы позабудем
Олонхо, то как народ перестанем существовать. И если, в сущности,
вдуматься, якутский театр имеет такие глубокие и сильные корни потому,
что был рожден Олонхо. А якутский театр в свою очередь, породил театр
Олонхо. Видите, как интересно все закольцовывается? И если мы сейчас
укрепим и упрочим театр Олонхо, поставим его на ноги, то уже, имея два
театра: Саха театр и театр Олонхо, мы установим крепкую нерушимую
связь времён, мы сделаем движение к бессмертию народа, его языка и
культуры. Театр Олонхо и должен стать транслятором истинного нутра
народа саха, показателем его самобытности. Олонхо-это наша
уникальность, это наш вклад в мировую цивилизацию и культуру, причем
признанный всем человечеством. И мы должны это по-настоящему
оценить и сделать всё правильно. Мы не имеем права терять обретённое,
то, что чуть было не утратили…»
И вот стоит он, Актер, среди софитов: финал, зритель встаёт в едином
порыве и аплодирует ему, благодарный за откровение, за порыв души, когда
блестят глаза и подкатывает комок к горлу. Говорят же, что в театре нация
лицезреет себя и кажется, что он может сегодня сделать это только здесь, когда
преклоняет голову перед сценой и Артистом, подарившем ему бесценные
минуты вечности. Зрителю в зале кажется, что Артисту после всего этого
остаётся только обрести крылья и воспарить над землёй… Но нет, через
несколько минут он сойдет со сцены как со своего алтаря, устало снимет грим,
выйдет на улицу, сольётся с вечно куда-то спешащей толпой и поедет домой. И
многие никогда и не догадаются, какой огромный мир раскинулся за плечами
этого седовласого человека с особенной поступью и хитрой улыбкой…
«Пережить успех как беду…». Достойно нести свое бремя, свой актерский крест
и высокое предназначенье….
Герасим Семенович, с юбилеем Вас! Живите и творите долго-долго, мы
Вас очень любим!